Над пропастью юности (СИ)

— Ты не сможешь вечно жить так. Когда-нибудь тебе это надоест, и ты вспомнишь обо мне, но будет слишком поздно, — Марта со всей силы оттолкнула парня, прежде чем подхватиться с места.
— Не глупи! Разве тебе самой не противно от того, что за нас уже всё решили? — Джеймс раскинул руками в воздухе, выпуская наружу тихий смешок. Ему почудился странный шорох, будто кто-то затаился в кустах и подслушивал их, но, приглядевшись, так никого и не заметил.
— Мне было бы противно, если бы на твоем месте был кто-угодно другой.
— Мы друзья и, возможно, тебе было бы спокойней рядом со мной, но разве это не странно? Ты была для меня сродни сестры всё это время…
— Разве сестры позволяют братьям совершать то, что мы делали? — её голос стал в разы тише, будто Марта решила, что их кто-то мог подслушать. Она подошла к нему достаточно близко, чтобы Джеймс чувствовал её разгоряченное дыхание на своей коже.
Он смотрел на девушку в недоумении, пытаясь угадать, не шутила ли она. Для него всё это было сродни забавы, игры, не имеющей малейшего отношения к его истинным чувствам. Джеймс полагал, что и самой Марте это нравилось. Она ведь никогда не возражала против порочных увлечений, позволяя парню открывать для неё новый, совершенно неизведанный мир. Хоть девушка так и не разрешила ему проникнуть в неё, но то, чем они занимались, было достаточно грязным, чтобы при любом случайном воспоминании об этом её щеки начинали гореть, выдавая стыд.
— Марта, — он обхватил лицо девушки обеими ладонями, вынудив её смотреть ему прямо в глаза. Его руки пахли сигаретами, и ей этот запах казался таким родным, что она внимала ему, желая втайне, чтобы тот въелся под кожу. — Завтра ты уедешь в Лондон. К концу года ты уже будешь обручена с милым молодым человеком с достатком. А к началу следующего лета я приду на твою свадьбу, поздравлю от всей души, и мы даже не вспомним об этом разговоре. Ты поняла меня?
Девушка начала упрямо мотать головой, пытаясь вырваться из тисков сильных рук. Её ладони обхватили его, но Джеймс не отпускал лица Марты, вынуждая ту и дальше смотреть ему в глаза. Своенравна и нетерпима к отказам, она посягнула на его свободу, невольно вступив в сговор с отцом.
— Я не женюсь на тебе, как и на ком-либо другом. Ты поняла меня?! — рявкнул парень, заставив её вздрогнуть от силы своего голоса. Шорох в кустах стал громче, и Джеймс заметил едва заметное движение, но не стал следовать за тем, кто поспешил уйти, испугавшись его.
— Поняла, — вяло промычала девушка, сдавшись перед его неприступностью. Джеймс отпустил Марту, и та чуть пошатнулась на месте. На щеках остались красные отметины от его рук, быстро погасшие перед румянцем злости. — Вот так ты хотел со мной попрощаться?
— Ты сама это начала, — Джеймс достал из портсигар сигарету и поджег её.
— Когда это всё надоест тебе, даже не думай возвращаться ко мне, — бросила девушка, но он лишь усмехнулся. Всё же она совершенно его не понимала.
— Прощай, Марта, — произнес Джеймс, прежде чем развернуться и неторопливо вернуться в дом. Он слышал позади её сдерживаемые всхлипы, но ничего не мог исправить. Марта обманула лишь себя, бессовестно обвинив в этом его самого.
Джеймс знал, это пройдет. Они ещё непременно встретятся при совершенно иных обстоятельствах, противоречивых тому, что обрисовало незатейливое воображение девушки. Всё будет в точности, как то предвещал он сам. Они не вспомнят ни об этом разговоре, ни об этом лете, или, по крайней мере, сделают вид. Она выйдет замуж и выбросит из головы всю эту чушь раз и навсегда.
Стоило ему оказаться дома, как Джеймс в ту же секунду нашел телефон, находившейся в кабинете мистера Клеменса, отсутствующего в доме. Дрожащими от злости пальцами он набирал номер, что должен был связать его с их апартаментами в Лондоне, где сейчас должен был оставаться отец.
Конечно же, сперва ему пришлось иметь дело со служанкой, которая упрямо доказывала, что в столь поздний час мистер Кромфорд не сможет подойти к телефону. И даже когда он представился и рявкнул на неё несколько раз, изобильно облив руганью, женщина стояла на своем.
 
— Похоже, подруга принесла тебе дурные вести, — он заметил перед собой Стивена Клеменса. В одном халате, скрывающим наготу, парень курил грубую сигару, мечтательно выпуская в воздух облака дыма.
— Ты ведь и так обо всем уже знаешь, — Джеймс упал на мягкий оббитый бархатом диван, устало откинув голову назад. Свет торшера, нависшего над ним, отбрасывал на лицо парня тень. Тусклый свет и пропитанный пылью воздух создавали таинственно мрачную атмосферу, в которую ему бы погрузиться одному, предавшись мыслям и рассуждениям, что остудили бы его пыл.
— Тебя не проведешь, не так ли? — он сел на отцовский дубовый стол, не испытывая стеснения. — И всё же зря ты с ней так.
— Неужели?
— Брак создает хотя бы видимость приличия, которого в нас нет ни грамма. Это иллюзия нравственности, необходимая для обмана общества, которое не признает наших ценностей. А без этого самого общества мы потеряем все те блага, что дают нам привилегию. Это такой замкнутый круг, — Стивен сделал глубокую затяжку, а затем засмеялся, поддаваясь опьянению. — Не поверишь, но я и сам обручен.
— Кто эта несчастная? — Джеймс был немало поражен этому сведенью, но всё же не спешил менять своё предубеждения на счет брака.
— Ты с ней незнаком. И это, наверное, к лучшему. Она ни за что не согласилась бы на брак со мной, если бы увидела тебя, — парни громко рассмеялись. Потушив сигару прямо о поверхность стола, Стивен бросил её небрежно на пол. Поднявшись с места, он прошел к небольшому шкафу, совершенно не освещаемому светом, и достал оттуда сосуд с янтарной жидкостью. — Будь я женщиной, и сам мечтал бы растаять в твоих руках, — Стивен разлил напиток в грязные стаканы, оставшиеся на столе, и протянул один Джеймсу.
— Тогда хорошо, что ты родился мужчиной, — он приподнял стакан чуть в воздухе и тут же полностью опустошил его. Напиток оказался достаточно крепким, чтобы парень неприятно поморщился, но всё же протянул его Стивену за повторением.
Стивен молча налил ему ещё, не ответив на это замечание и словом. На его лице застыла хитрая улыбка, которой Джеймс не внимал, поскольку был слишком утомлен происшествиями этого вечера.
— Ты присоединишься к игре?
— Вряд ли. Боюсь, у меня не получиться сосредоточиться, как следует, — он мотнул головой, оставляя пустой стакан на столе.
— Позвать Корнелию? Ей было скучно без тебя, — Стивен заставил парня улыбнуться. Против Корнелии он не имел возражений. Напротив девушка могла бы помочь ему расслабиться, а большего ему сейчас и не нужно было.
Он вернулся домой в половине четвертого утра. Даже Дебора не заметила его возвращения, поскольку уставшая после танцев спала так крепко, что её едва ли что-то могло разбудить. Зато осторожные шаги парня сумела расслышать миссис Кромфорд, которая уже которую ночь подряд ворочалась в постели от бессонницы.
Дни женщины проходили слишком медленно и скудно в одиночестве. Друзьями в маленьком городке она не сумела обзавестись, поскольку ещё с детства отличалась особой отстраненностью и замкнутостью. Совершенно неумела в общении, Кларисса Кромфорд страдала от этого, но в то же время находила в этом своё успокоение.
Просыпаясь с утра пораньше, она выходила в сад на прогулку. Срезала цветы, чтобы оставить их затем в вазе в прихожей, внимала вычурному пению птиц и дышала свежим воздухом, оставляющим на зеленой сочной траве росу. Завтрак, чтение, вязание. Обед, дневной сон, чаепитие. Ужин, вечерняя прогулка по саду и сон. Таковым был приевшейся ей самой неизменный распорядок дня, к которому женщина легко себя приучила.
 
В компании Оливера, её милого мальчика, было куда веселее. Первую половину дня парень проводил дома. Они немного болтали, пока она вязала. Перед сном он часто играл для неё на фортепиано. Порой Кларисса и сама садилась за инструмент, вспоминая дни, как учила обеих сыновей играть на нем, но пальцы уже не слушались её. Мелодия обрывалась, едва успевала начаться. Руки женщины дрожали, и ни один врач не мог помочь ей исправить с этим.