Над пропастью юности (СИ)
Он не почувствовал укола ревности или хотя бы толики волнения, но всё же то, что его это сумело задеть, уже было тревожным знаком, которому Джеймс решил не уделять много внимания. Ночь с Джейн Озборн, которая была вот уже несколько месяцев обручена, помогла ему забыться, но, как оказалось, ненадолго. Большим открытием для Джеймса оказалось то, что учеба отвлекала от дурных мыслей лучше секса, поэтому в последние дни он был погружен в книги больше, чем когда-нибудь прежде.
Короткий укор Дункана отозвался внутри глубоким сожалением о том, что он вообще стал спрашивать о дурацком Джоне Томпсоне, будто было в этом что-то постыдно неприличное. Мало того, что Дункан почти ничего не знал о парне, кроме как, что он был старше Фреи на пять лет и являлся сыном прислуги, так теперь, похоже, намерен был упрекать его в живом интересе.
Джеймс и сам не мог дать вразумительного ответа, зачем ему нужно было знать что-нибудь о Джоне Томпсоне? Что полученные им сведения должны были изменить? Он чувствовал себя глупо, но в то же время странно, будто контроль над его разумом вдруг взял кто-то другой. Кто-то, чьи руки вечно были измазаны цветными пятнами краски или серым графитом. Кто-то, у кого были пушистые светлые волосы, собранные неизменно в скучную прическу, из которой пряди всё время выбивались. Кто-то, кто краснел и поправлял волосы чаще, чем он слышал собственное имя.
Душ немного снял напряжение, и он был намерен вернуться в комнату, спрятаться под теплым тяжелым одеялом и не внимать замечаниям Дункана, если тот не успел забыть об этом.
— Она обручена с ним, но не думаю, что это серьезно, — Джеймс остановился у приоткрытой двери, едва слуха коснулся голос Дункана. Парни выключили свет, приготовившись ко сну. Лишь широкая полоса отсвета уличного фонаря делила комнату пополам и заканчивалась в коридоре. Это была та черта, которую он не пересекал, прижавшись к стене, чтобы подслушать разговор, что должен был прекратиться с его появлением. — Фрея никогда не пойдет против воли отца. Наверняка не теперь, когда у него проблемы со здоровьем.
— Думаешь, Джеймс знает об этом? — тихо спросил Спенсер.
— Вряд ли Фрея стала бы ему рассказывать о состоянии отца, — Дункан хохотнул. Джеймс закатил глаза, ведь первее понял, в чем была суть вопроса.
— Я имел в виду, знает ли он, что Фрея обручена, — раздраженно объяснил Спенсер.
Откуда ему было об этом знать? Он знал исключительно о том, что она должна была сбежать с тем парнем в Америку, что он бросил её одну и что Джеймс обнаружил её заплаканную, сокрушенную и разбитую на песчаном берегу. Полагал, что на этом история была завершена. Джон уехал, оставил её одну, а ей только и оставалось, что лечить израненное первой любовью сердце.
Вот только всё было не так. Они были обручены, и парень, скорее всего, был намерен вернуться за той, которая вверила ему руку и сердце. Слишком тривиально и мелодраматично. Джеймс уже начал убеждаться, что Фрея была лучше всего этого, но, очевидно, она была всем этим. В конце концов, она была девушкой. Они не могут жить без мелких драм, что помогают воображать, что в их жизнях есть немного больше смысла, чем на самом деле.
— Они жили в одном городе почти всё лето. Он должен знать об этом, — сквозь зевок ответил Дункан.
— Тогда тебе не кажется его внимание к ней несколько повышенным? Кажется, он заинтересован в ней, — осторожно произнес Спенсер, вынудив Джеймса тихо вздохнуть, закатив глаза. Он опять взялся за старое. Только теперь ещё и за его спиной.
— Нет. Уверен, это всё любопытство, но не более. Ему нравиться её раздражать, потому что её это заметно задевает, но ничего серьезного в этом нет, — беспечно ответил Дункан. — Хотя должен признать, было бы не так уж плохо, если бы они были вместе, — эти слова будто пригвоздили Джеймса к полу. Он нахмурился, испытывая смешанно противоречивые чувства, когда не должен был, наверное, не чувствовать ничего. Эта мысль могла бы вызвать насмешливую улыбку на лице, ироничную шутку в ответ, но точно не замешательство, в которое он с головой погрузился, будто допускал то, что это действительно могло быть не так уж плохо.
— Мне кажется… — начал было Спенсер, но запнулся на полуслове, когда Джеймс решился зайти в комнату, прервав тихий разговор. Выслушивать опасения Спенса, в которых он представлялся злодеем, а Фрея невинным милым существом, было уже слишком. Он услышал достаточно и больше не находил смысла в подслушивание. Он не хотел знать о большем или даже того, что успел невольно подслушать.
***
Мир обретал новые краски. Всё вокруг пестрило горячим желтым и обжигающим красным, что согревали глаз, невзирая на холод, медленно подводящий к зиме.
Было всего семь утра, когда Джеймс возвращался домой после ночи проведенной у девушки, которую встретил в пабе, куда заглянул поздним вечером пропустить бокал эля. Ему пришлось выпрыгнуть из окна, когда в её комнату постучалась соседка, которой та обещала сделать праздничную прическу невесть для чего так рано. Он не был уверен, что видел её прежде, и под утро имя совершенно стерлось из памяти. Медленно бредя домой, Джеймс задумался о том, что уже успел забыть и черты её лица. Тело изнывало от боли — кровать была слишком неудобная, к тому же почти всю ночь незнакомка либо толкалась, либо лежала на нем. Он был намерен вернуться домой и поспать до обеда, не раньше, а затем провести весь день дома, не выходя на промозглую улицу лишний раз.
Холодные лучи осеннего солнца совершенно не согревали. У Джеймса першило в горле, которое пронзала боль. Глаза слипались ото сна, рука всё время тянулась ко рту, чтобы скрыть зевоту. Утром всегда было намного прохладней, чем днем или даже ночью, но он всё равно не мог заставить себя идти быстрее. Благо тому, что улицы пустовали в это время. В субботнее утро никто никуда не торопился, позволяя себе ещё час беззаботного сна, о котором мечтал и Джеймс.
Ему показалось, что он уснул на ходу, и действительность обернулась сном, когда заметил знакомую фигуру девушки, озирающейся вокруг, прежде чем перейти дорогу. Проезжали редкие машины, но их движение не поднимало много шума, поэтому город всё ещё был сонным и неповоротливым. Джеймс остановился и потер глаза, когда Фрея продолжала идти напротив. И едва её глаза нашли его, как она наклонила голову набок, сжав губы в тонкую полоску, испытывая неловкость предстоящей встречи.
— Даже не хочу знать, откуда ты возвращаешься, но вид у тебя, откровенно говоря, побитый. С этой прической ты особенно похож на бродячего пса, — заявила сходу, чуть притормозив, оказавшись рядом с парнем. Он улыбнулся, ожидая более напряженного начала разговора, который не случался после той самой нелепой выходки Дункана.
— Куда ты выбралась в такую рань? — Джеймс развернулся на месте, когда Фрея прошла мимо и продолжила идти вперед. Спрятав руки в карманы брюк и втянув голову в приподнятый ворот пиджака с теплой подкладкой, он неспеша посеменил за ней.
— Искать вдохновение. Нужно нарисовать пейзаж, но воображение меня подводит, — он только теперь заметил прижатый к бедру большой кожаный портфель, где, скорее всего, хранились принадлежности для рисования. Фрея чуть обернулась, будто бы проверяла, продолжал ли Джеймс следовать за ней.
— В такую-то рань? — сквозь зевоту спросил он.
— Не спиться.
Он быстро догнал её, чтобы идти в один ряд и видеть выражение на лице, что было непривычно спокойным и безмятежным. Фрея была в хорошем расположении духа, и ему хотелось знать причину этому. Сам Джеймс ужасно хотел спать, буквально изнывал от усталости, но всё равно продолжал идти в противоположном от дома направлении, будто и выбора у него другого не было. Он заметил на щеках румянец, что скорее был вызван холодом, нежели стеснением. Ему нравилось, что волосы она собрала в низкий хвост, а не подобрала наверх, как делала обычно.
— Ты идешь в определенном направлении или…
— Нет, — Фрея посмотрела на него украдкой и кротко улыбнулась. — Я не знаю, куда направляюсь на самом деле. Просто ищу красивые места, — стегнув плечами, призналась.