Над пропастью юности (СИ)

— Как по мне, у каждого человека есть шанс на исправление ошибок. Стоит только дождаться переломного момента, что в одночасье изменит всё, — заявила вдруг Алисса, сосредоточив на себе всё внимание. Её слова ненадолго оживили Фрею. Она мысленно поблагодарила подругу и посмотрела на отца с надеждой. Улыбка, что снова выросла на серьезном лице, не сулила ничего хорошего.
— Верить в изменения свойственно либо молодым, либо романтикам, но, в сущности, это такие глупости. Переменам поддаются мысли, — он коснулся пальцами висков, сделав короткую паузу. — Дух остаётся всегда тем же, — мистер О’Конелл посмотрел украдкой на Фрею, будто это она ему возразила. В ответ девушка отвернула голову, спрятав лицо за ширмой волос. Лицо ужасно горело, как и шея, и уши.
— Не мысли ли руководят нашим духом? — Алисса продолжала сопротивляться, как будто это чего-то ей стоило.
— Ваше право так полагать, но вот я всегда придерживался мысли о свободе духа. Если кто и может её отобрать, так только другой человек, пленивший одновременно и сердце, и разум, — мужчина продолжал отвечать мягко и ненавязчиво, с добродушной улыбкой, что избавляла слова навязчивости.
— Значит, у него будет шанс измениться, если он однажды влюбиться? — осторожно спросила Фрея.
— У Джеймса Кромфорда? Судя по тому, что мне приходилось о нем слышать, то вряд ли он способен на проявления любых теплых чувств, — отец усмехнулся, когда они трое неуверенно переглянулись между собой.
— Но ты ведь не знаешь его лично, — осмелилась возразить Фрея. В её тоне появилось раздражение, сменившее неуверенность и страх. — Да ты вообще ничего о нем знаешь.
— Должно быть, ты с ним хорошо знакома, — голос отца вдруг стал сердитым, хоть и сдержанным. Он нарочно вывернул всё так, чтобы поставить её в тупик, покуда не спрашивал, а утверждал, отвечая на повисший над столиком вопрос, что был лишним.
Тем не менее, она не побоялась посмотреть отцу в глаза, невзирая на подступивший к горлу ком. Он смотрел на неё в ответ, но не испытывающе, как можно было ожидать, а вопросительно — действительно ли это было правдой? И её немигающий взгляд был единственным честным ответом. Слова были пусты и обманчивы в отличие от глаз, что искрились упрямством. Фрея чувствовала, будто ходила по лезвию ножа, задержав к тому же дыхание, ведь всё, что обижало Джеймса, по-прежнему обижало её, невзирая на любые размолвки между ними.
— Мы виделись несколько раз, — холодно ответила, опустив наконец-то глаза. — Он не так плох, как рассказывают. В слухах всегда есть доля преувеличения и неправды.
— Кажется, после бала дебютанток ты была о нем другого мнения, — мужчина продолжал попытку распознать выражение на лице дочери. Фрея же, кажется, была на пределе собственного неистовства, ударившего в виски вместе с головной боли, что стала ещё сильнее.
— Произошло недоразумение, — она резко двинула плечами и стала заметно кусать изнутри щеки, испытывая волнение.
В небольшой компании на четырех воцарилось затянувшееся молчание, что было громче звука звенящих приборов, шагов суетливых официантов и голосов других посетителей. Фрее с трудом удавалось сохранять дыхание ровным, когда сердце неприятно ныло от щемящей боли, что была невидимо ментальной.
— Думаю, подобное обсуждение сейчас неуместно. Надеюсь, Дункан, ты сможешь, как можно скорее передать своему другу вещи, — мистер О’Конелл натянуто улыбнулся. — Расскажите лучше, как вы провели Рождество? — тон мужчины был обнадеживающим.
Фрея не выдержала и громко вздохнула. Откинувшись на спинке стула, она выпустила из рук приборы, из-за чего те с грохотом ударились о тарелку. Дункан с Алиссой неутешительно переглянулись между собой. Их реакция заметно озадачила мужчину.
— Мы были гостями на ежегодном рождественском ужине в доме Кромфордов, — Дункан взял на себя ответственность объясниться.
— Я приняла приглашение Оливера, — процедила сквозь зубы. Фрея подкожно чувствовала, как вранье отдаляло её от отца, но всё же не представляла возможным рассказать ему всю правду, когда даже незначительное упоминание о Джеймсе заставило их спорить друг с другом. — Это был ужасный вечер, и у меня нет большой охоты его вспоминать.
 
Не без усилий Дункан вернул их беседе нейтральный тон, хотя напряжение не отпускало каждого до конца бесконечно долгого завтрака, что занял больше времени, чем они могли предполагать. После мистер О’Конелл попрощался с молодыми людьми, покуда должен был удалиться по некоторым делам, после чего все вздохнули с заметным облегчением.
На обратной дороге домой Дункан пытался разговорить Фрею, звонила ли она Джеймсу, должна ли была встретиться с ним и почему внезапно собрала его чемодан. Она отвечала односкладно, но если вопрос был построен иначе, то вовсе игнорировала его. Важно было не это. Едва ли теперь что-либо было важно.
Оказавшись дома, первым делом Фрея побежала к телефону. Не растрачивая времени, чтобы сбросить верхнюю одежду, в которой за считанные секунды вспотела, она одной рукой крепко вцепилась в телефонную трубку, второй — бегло набрала номер. Ещё утром ей было страшно услышать голос Джеймса, теперь же единственное, чего девушка страшилась так это тишины, с высоты которой её сердце должно было разбиться окончательно.
Фрея закрыла глаза и шептала под нос сдавленное «пожалуйста», повторяя, как мантру. Она обрадовалась, когда длинные гудки сменились мужским голосом, в котором обнадеживающе распознала Джеймса. С первым осознанием того, что это был Оливер, Фрея поникла. Выпрыгивающее из груди сердце упало в пятки.
— Я в порядке, — ответила сдавленным голосом, стоило другу задать вежливый вопрос. Они не виделись несколько дней. И это были первые каникулы, когда они так долго были порознь друг от друга, за что Фрее было отчасти неловко.
— Я знаю, ты звонишь не мне, — с ощутимой горечью вторил парень. Чувство вины медленно сдавливало ей глотку, когда она даже не оказывала ему сопротивления. — Джеймса нет дома. Кто-то позвонил ему ранним утром, и он сразу ушел. Не думаю, что он вернется раньше ночи, — Фрея видела сквозь расстояние, как Оливер пожимал плечами.
Всего на короткое мгновение в ней зажегся огонек надежды. Если он не возвращался домой, то, может быть, продолжал ждать её? Фрея проверила время. Прошло чуть больше трех часов. Невозможно, чтобы Джеймс столько пробыл на холоде. Обманутый ожиданием, он должен был уйти. Вот только куда у неё не было и малейшего представления. Как мало, в сущности, Фрея знала о парне, осознание чего угнетало.
— Плевать, — произнесла неожиданно для себя. Расстегнула верхнюю пуговицу пальто, оттянула шарф, чтобы было легче дышать, вытянула перед собой затекшие ноги. — Я была бы рада встретиться с тобой. На том же месте, что и всегда.
— Через час? — голос Оливера заметно оживился.
— Да, будет отлично, — рассеяно ответила.
— Знаешь, я скучал по тебе.
— Я тоже, — её ответ был вымученным и очень далеким от того, что она чувствовала на самом деле.
Хотелось быть честной с другом, но едва она могла быть честной даже с собой. Внутренний голос снова дал о себе знать. Оборванное эхо застряло где-то между лабиринта извилин, и Фрея отчаянно не могла добраться до него, чтобы достать и выбросить из головы раз и навсегда. Тихий отголосок снова ударил по вискам. Боль стала ещё сильнее.
Она положила телефонную трубку с облегченным вздохом. Легче на самом деле не стало. Напротив, на тело вдруг навалилась усталость, придавившая голову к стене. Фрея закрыла глаза — день был слишком долгим и утомляющим, хотя не успела пройти ещё даже его половина.
 
Всё в одночасье стало невыносимым, особенно люди. Она подумала, что было бы неплохо исчезнуть. Надолго ли и где — не отдавала себе отчета. Просто бы всплеснуть руками и исчезнуть, как будто никогда и не было. Фрею не тянуло в определенное место, только бы подальше отсюда — из этого города и дома.
Она хотела, чтобы было просто, но едва это желание могло быть исполнимым. Слишком наивно было полагать, что так однажды могло стать между ними. Их души будто запутались в сложном хитросплетенном узле, что было невозможно развязать, как не пытайся. Фрея и не пыталась ни разу. Вряд ли хотя бы одну попытку совершил и Джеймс. Их размолвки были лишь брошенными наугад тонкими иголками, ломающимися об этот крепкий узел. Попытка отдалиться друг от друга была более болезненна, чем сама причина вынужденного отдаления.