Чёрная Длань (СИ)

Подопытные моргали, реагировали на раздражители и, казалось, даже понимали человеческую речь. Движения были сильно замедленными. Кроме глаз. Глаза, тёмные от длани, реагировали быстро, чётко. Осматривали докторов с поразительной осмысленностью.
Оставалось ждать и фиксировать письменно малейшие изменения, самую незначительную динамику. Это было невероятно, это было интересно, это так захватывало дух, что Александр забывал о своём увечье. Увечьях. О том, что он облучён. О том, что его пальцы более не пальцы хирурга. Длань поглотила его, не касаясь. Поглотила его внимание почти без остатка.
Даже выходя из лаборатории, он ещё какое-то время думал о ней. А потом возвращался к жизни. К тоске по работе руками, к Рее О’Коннел, что сокращала финансирование эксперимента, к её странному брату.
Александр не считал себя дураком. Он был не из тех учёных, что общение могут выстроить только с пробиркой. Он мог сложить два и два не в одном лишь математическом ключе. Он бы посчитал мужчину, что влюбился в другого мужчину в совсем юном возрасте и пронёс эти чувства, ничем не подпитываемые, через долгие годы, еще и без надежды на взаимность, ненормальным. Если бы это был кто угодно, кроме Цефея. Потому что Цефей, чей генетический материал ценился почти на вес золота, не мог являться ни дураком, ни психически нездоровым человеком. На романтика он не походил тем более, и Александру оставалось только недоумевать, когда вместо очередной партии брошюр от О’Коннел-сестры, Вакаоко принесла ему небольшую коробку от О’Коннел-брата.
— Что в ней? — спросил он, недоверчиво откладывая коробку на диван.
Вакаоко пожала плечами.
— Зная молодого О’Коннел, это может быть что угодно от пачки сигарет до чёрной метки, мастер Шабаев.
После её ухода он легко вскрыл коробку, запакованную так, чтобы справиться мог и безрукий с прогрессирующим Альцгеймером. На диван выпал стимулятор для внутримышечных инъекций и флешка с логотипом компании.
Александр загрузил флешку в систему.
Документы, представленные на его рассмотрение, он изучал не менее часа, бегло пролистывая и пытаясь читать с хладнокровием, которое обычно охватывало его во время операций, однако то и дело терял смысл выверенного по пунктам, чётко структурированного и сухого текста.
В конце концов он просто перекинул документы Жанетт, выпил таблетку успокоительного и отправился спать. Из бешеных и разрозненных мысли после пилюли стали достаточно стройными, чтобы последние минуты бодрствования Александр мог потратить на окончательное решение.
Первый контракт, высланный О’Коннелом, обещал ему пожизненную возможность распоряжаться всеми необходимыми ему стимуляторами, а второй — независимость решений совета «Альфы» по всем денежным вопросам. Александр надеялся только на то, что для получения «лицензии на жизнь» для него, О’Коннелу не пришлось никого убивать, потому что в ином случае он бы встал перед дилеммой ещё более трудной, чем ранее.
========== Глава 4 ==========
На этот раз он был в чёрном. Глубокий словно космос цвет облегал все изгибы тела, как если бы О’Коннел был женщиной, желающей найти себе обеспеченного покровителя. Вдоль рукавов, по линиям военных нашивок, по обтянувшим мускулистые ноги брюкам скользила сияющая серебряная полоса.
Александр заметил, как лежит причёска: ни одного волоска не выбилось на свободу из плена сияющего под лампами геля. Даша, сопровождавшая его к Жанетт после получасовой утренней пробежки, поперхнулась слюной. Она отвернулась, наморщив нос, и сжала пальцами Сашино плечо.
Сам он наконец смог надеть на себя рубашку, и не без помощи Даши. Понадобились её пальцы, чтобы застегнуть пуговицы. С приёмом препаратов, повышающих его витальность, Саша всё чаще стал задумываться о Даше и её пальцах. Маленьких тёплых пальцах, обхватывающих его нежно, чтобы проверить на твёрдость и помочь проникнуть… Но Даша младше его на двадцать лет, а ещё она — его подчинённая. И слишком хороша, для того чтобы быть обманутой в своих восторгах.
О’Коннел пожал ему руку чуть крепче прежнего, хотя и не изменился в лице. Глаза бурлили непролитой яростью. Наверное, так выглядел молодой Марс на пороге выигранного сражения.
 
Этот взгляд заставил Сашу испытать чувство раздражения от бессилия. О’Коннел выиграл войну, но прежде порядком потрепал им всем нервы. Саше, его коллегам и начальнице, пациентам, чьи операции были отменены.
Саша сидел в уютном кресле, подпирал голову кулаком и рассматривал серую ниточку на брюках. Он не мог сосредоточиться на речи адвокатов, как и зацепиться за что-то вниманием. Даше пришлось остаться снаружи. Жанетт, как всегда великолепная, в сером брючном костюме, ладно сидящем на её тонкокостной фигуре, наматывающая мелкие кудри на мизинец, внимательно слушала, хмуря брови, но не смотрела на Сашу: у неё были свои проблемы. За окном проплывали тусклые звёзды безликой Пустоши.
Саша оторвал нитку на колене и поднял глаза на О’Коннела. Тот вздрогнул тёмными ресницами, но взгляда не отвёл, только прикрыл рот согнутыми пальцами, и Саша отвернулся сам.
Он ожидал извинений, но извинений не последовало. В конце рабочего дня к нему доставили уже знакомого Нанну, который в несколько лёгких движений восстановил подвижность его пальцев.
— Я просто сделал заглушку. Такие вы ставите, когда фиксируете Длань в организме носителя.
— Это не скут, — заметил Саша.
— Нет. — Нанна забавно покачал головой, отчего немытые волосы зашевелились ножками медузы, а очки слетели на кончик носа. — Есть кое-что получше скута. Я пришлю Вам наши исследования.
— Это очень щедро.
— Мистер О’Коннел попросил. Мы с Вами теперь в одной лодке, доктор Шабаев. Напишите мне, если возникнут проблемы… Их возникнуть не должно.
Перед сном Саша поставил дополнительный укол из пакета, который будет приходить ему раз в месяц, пока он не помрёт. Ему снилось, что он вылетел из своего тела, из корабля, из системы и стал космосом. Бесконечным всепрощающим космосом, где он одновременно всё и ничего, наблюдатель и деятель, растворённое в потоке сознание и цельная личность.
Прекрасный сон прервался внезапно, когда пришло сообщение на планшет. Саша засунул прибор подальше в зазор между стеной и подушкой, прекрасно зная, что с утра будет себя за это ненавидеть, и прочёл послание только в обед, после того как вместе с воодушевлённой Жанетт проверил себя на тренажёрах.
«Я должен просить у Вас прощения, но знаю, что Вы не примете моих оправданий. Поэтому скажу только, что я мог решить проблему куда более простым и куда менее мирным путём».
— Он взял Совет в заложники, — сказала Жанетт, видимо, случайно заглянув в его устройство.
— Что?.. — Саша непонимающе уставился на неё поверх питательной смеси на подносе.
В столовой пахло разогретыми смесями, потом и хлоркой. Уши наполнял негромкий ропот переговаривающегося персонала, звон посуды, гул кислородной машины.
— О’Коннел напал на Совет. Не знаю, что там произошло, но… — Жанетт криво усмехнулась, — Прайс сказал, что их выводили под руки.
— А его сестра?..
— Мисс О’Коннел в этот момент отдыхала на Земле.
Александр кивнул. Прайс был давним любовником Жанетт и работал в службе безопасности Поллукса О’Коннел. Он не доверял Жанетт тех тайн, что могли угрожать её жизни, однако кое-что поведать был способен. Или это кое-что ему разрешили поведать.
— Думаешь, с ним будет проще?
— Я не знаю, Алекс. Главное, что ты теперь в строю.
— И мы избавились от синей линейки.
Подсаживающийся в этот момент к ним Вит задорно хмыкнул:
— Я буду вспоминать её в своих кошмарах.
После обеда они спустились в лабораторию. Джордан, который так и не выходил с подвала, поделился печеньем, высланным дочерью с Земли. Крошки осели на языке непривычной сладостью.
— Грёбаный мальчишка потрепал нам всем нервы, — выразил своё мнение Джордан, задумчиво глядя на бокс, где содержалась подопытная А12. Джордан поглаживал полуседую бороду, а А12 равнодушно водила чёрными глазами по их лицам. Пару дней назад они сумели ускорить процесс развития Длани ещё на несколько процентов, но не заметили особых изменений, только нейронные волны стали плавнее и, словно… разумнее. — Ему ещё расти и расти, а пока не повзрослел, он будет ставить свои эксперименты на нас.