Огарок во тьме. Моя жизнь в науке

 
Я не замечал (сказал он), чтобы люди весьма значительного достатка располагали чем-то необычным, что приносило бы счастье. Что такого есть у герцога Бедфордского? Что такого есть у герцога Девонширского? Единственный известный мне выдающийся случай применения богатства – это Ямайка Докинз, который, собираясь в Пальмиру, услыхал, что на пути орудуют грабители, и нанял себе в охрану отряд турецких конников.
 
Семейные богатства дедушки Джеймса давно растратил в бесплодных судебных тяжбах полковник-параноик Уильям Докинз (1825–1914), который в конце концов умер в нищете, а некогда обширные земли ныне сводятся к размерам небольшой фермы в Оксфордшире. Нынешний Джеймс Докинз несколько раз приезжал туда и был желанным гостем в семье моей сестры: он разбирал старые жестяные коробки с пыльными документами на чердаке моей матери. Мы все питали надежду, что он окажется давно потерянным родственником: очевидный способ это проверить – посмотреть на наши Y-хромосомы. Брайан Сайкс, генетик из Оксфорда, автор книги “Семь дочерей Евы” [84], любезно согласился сделать анализ, и мы с Джеймсом отправили мазки изо рта в его компанию “Оксфордские предки” (Oxford Ancestors). Получив результаты анализа, я написал Джеймсу, как биолог – историку, рассказывая, что искать в этих результатах:
 
У каждого из нас есть Y-хромосома, практически идентичная таковым у наших отцов и братьев. Но со сменой поколений возникают случайные мутации. Поэтому Ваша хромосома практически неотличима от Y-хромосомы деда с отцовской стороны, но вероятность различия между Вами и Вашим дедом чуть больше, чем между Вами и Вашим отцом. Если мы оба по отцовской линии происходим от ямайского Докинза XVI века, наши Y-хромосомы будут практически – но не полностью – одинаковы.
 
По логике вещей, если отправиться достаточно далеко в прошлое, можно проследить происхождение каждой человеческой Y-хромосомы в мире от одного-единственного предка, которого мы витиевато назвали “Y-хромосомный Адам”. Он почти наверняка жил в Африке, примерно 100–200 тысяч лет назад. Если посмотреть на все Y-хромосомы в мире, то все они происходят от Y-Адама, но в силу географической разделенности и миграций их можно разделить примерно на двенадцать крупных кланов. Происхождение каждого из этих кланов можно проследить до гипотетического единственного предка – конкретного человека, жившего в конкретном месте. Брайан Сайкс дал им всем затейливые имена. Например, предок моей Y-хромосомы – Ойшин, который жил в Западной Евразии. От него же произошло большинство англичан, но это еще не значит, что мы с Вами близкие родственники. Но если окажется, что Ваша Y-хромосома тоже происходит от Ойшина, это будет очень и очень интересно. Конечно, это может значить всего лишь то, что она унаследована от западноевропейцев. Но тут подключается совпадение фамилий: будет небессмысленно рассмотреть поподробнее, не окажутся ли наши Y-хромосомы БЛИЖЕ друг к другу, чем две случайные западноевропейские Y-хромосомы. Однако, если же Ваша Y-хромосома происходит от одного из трех африканских прародителей, обозначенных красным на прелестной древовидной схеме, это будет означать, что продолжать поиски нашего генетического родства бессмысленно. Было бы очень жаль!
 
Когда пришли результаты Джеймса, оказалось, что мы вовсе не родственники, происходящие от общего предка-Докинза. Действительно, очень жаль. Y-хромосома Джеймса происходит не от мужчины, которого Брайан Сайкс назвал Ойшин, а от Эшу, обитавшего в Африке.
На цветной вклейке я привожу полную родословную, которую Брайан составил для человеческих Y-хромосом. Я поместил наши с Джеймсом лица рядом с соответствующими предками – (африканским) Эшу и (западноевропейским) Ойшином, как назвал их Брайан Сайкс. Видно, что мы очень дальние родственники. Или вернее, строго говоря, видно лишь то, что между нами нет близкого родства по Y-хромосоме. Может быть, у нас есть более поздний общий предок по женской линии. Но из этого следует, что наша общая фамилия не несет в себе прямого генетического значения в том смысле, к которому обращался Дж. Б. С. Холдейн, говоря: “Я рожден с исторически отмеченной Y-хромосомой”, имея в виду древнюю фамилию. Это интересная мысль: аристократы и королевские семьи, которые могут проследить мужские линии в глубь веков, теперь располагают возможностью проверить легитимность каждого звена в цепочке наследования – стоит всего лишь взглянуть на Y-хромосомы предполагаемых родственников по мужской линии. Будут ли давно потерянные дальние родственники требовать в судах ДНК-экспертизы претендентов на троны или титулы?
 
Вернемся к моей самонадеянной лекции для создателей научного документального кино. В ней был краткий раздел под названием “Наука для поэзии или наука для пользы”. Пользу от науки не может отрицать никто: в связи с этим часто припоминают легенду о том, будто космическую программу США оправдало изобретение антипригарных сковородок, случившееся по ходу работы, – но я стремился, вслед за Карлом Саганом, отстоять “визионерский” или “поэтический” полюс, а не полюс антипригарных сковородок. Как я выразился ранее: “Сосредоточивать внимание на одной лишь пользе от науки – все равно что восхвалять музыку за то, как она тренирует правую руку скрипача”.
В одной из завершающих острот я нападал на распространенную среди работников телевидения мудрость о том, что “люди не любят смотреть на говорящие головы”. Я не располагал доказательствами в поддержку своей критики. Но я помню, каким успехом пользовалась передача Джона Фримена “Лицом к лицу” на телеканале Би-би-си: там не видно было даже лица интервьюера, лишь его затылок и плечо. Все внимание было сосредоточено на лице – и, конечно, на словах – интервьюируемого. Эта передача стала легендарной. Среди гостей были Бертран Рассел, Эдит Ситуэлл, Эдлай Стивенсон, К. Г. Юнг, Тони Хэнкок, Генри Мур, Ивлин Во, Отто Клемперер, Огастес Джон, Симона Синьоре и Джомо Кениата. Эту передачу недавно возродили, и для новой версии у меня брала интервью остроумная и бойкая на язык социолог Лори Тейлор. В меньших масштабах хороший прием получили и мои видео “взаимных консультаций” (см. стр. 299–307), а в них фигурируют исключительно говорящие головы.
Почти за десять лет до манчестерской конференции мне повезло принять участие в проекте, который задействовал формат “говорящих голов” с максимальной эффективностью. Весной 1997 года ко мне обратился Грэм Мэсси, некогда глава ВВС Science и прошлый продюсер “Горизонта”. Вдохновившись знаменитым интервью его друга Кристофера Сайкса с великим физиком Ричардом Фейнманом, Мэсси придумал превосходную программу. Он захотел создать видеоархив с подробными рассказами выдающихся ученых о своей работе. По формату каждого ученого должен был интервьюировать младший коллега из той же сферы, который достаточно хорошо в ней разбирался, чтобы разговорить собеседника. Задумка была не в том, чтобы немедленно транслировать эти записи по телевидению, а в том, чтобы зафиксировать что-то для будущего – что, возможно, проживет еще долго и будет интересно историкам науки через много поколений. Я был очарован этой идеей, и для меня было невероятной честью получить приглашение взять интервью у Джона Мэйнарда Смита.
Интервью растянулось на два дня, оно проходило дома у Джона в городе Льюис в Сассексе. Джон и Шейла, его жена, пригласили меня переночевать у них, и мы все вместе – и Грэм, и съемочная группа – оба дня обедали в местном пабе. Два дня разговоров были разделены на сто две истории, каждая по несколько минут [85]. У каждой истории есть свое название, их можно смотреть по отдельности, но они складываются в осмысленный ряд, и если смотреть их последовательно, складывается удивительная и увлекательная картина научной жизни великого человека. Там есть автобиографические рассказы о его детстве и юности, учебе в Итоне, работе во время войны: он был инженером и проектировал самолеты, – о марксистской политике в Кембридже и о возвращении в университет после войны, когда уже взрослым он отправился изучать биологию.