Слепое пятно

Должен признаться, что на меня очень сильно повлияли лекции пожилого седовласого профессора. Я любил его, как и все остальные, но даже в мыслях не имел — пусть даже изредка — подшучивать над стариком. Однако, ему самому остроумия было не занимать, и профессор терпел поражение довольно редко. Но даже если подобное и происходило, то он мог посмеяться вместе с одержавшим победу оппонентом. Доктор Холкомб произвел на меня неизгладимое впечатление. С каждым годом моей учебы у него я все более убеждался, что, несмотря на всю его скучноватую философию, у старика всегда был припрятан в рукаве какой-нибудь фокус. Он обладал просто потрясающим умением растолковывать различные запутанные вопросы. Кроме того, в его лекциях звучало едва скрытое презрение к кумирам классической философии.
В чем заключался этот его фокус, я так и не смог понять. Я продолжал упорно учиться и зарывался в толстенные фолианты — хранилища мудрости. Мне становилось все интереснее, и мало-помалу я проникался теориями профессора; даже невзирая на всю свою склонность к активным действиям, я осознал, что у меня имеются скрытые способности к философствованию.
В те годы мы с Хобартом делили жилье на двоих. Когда я приходил домой с какой-нибудь скучнейшей книгой и погружался в нее на некоторое время, он не мог меня понять.
Я изучал законы. А Хобарт — исключительно практичный человек — не понимал, какую пользу можно извлечь, занимаясь подобными размышлениями. Если не было возможности забить гвоздь в какой-либо предмет или хотя бы узнать из каких химических элементов он состоит, то вряд ли это могло заинтересовать его.
— Какая от этого польза, Гарри? Зачем засорять себе мозги? Эти старые консерваторы бьются над одним единственным вопросом на протяжении трех тысяч лет. И чего добились? Ты можешь прочитать все их книги от сотворения пирамид до строительства нынешних небоскребов и не получить никаких практических знаний, достаточных даже для того, чтобы управлять вагонеткой.
— То-то и оно, — отвечал я, — что у меня нет желания управлять вагонеткой. Ты полагаешь, что вся мудрость мира имеет материальную основу. Если у предмета нет колеса, поршня, какого-нибудь возгорания или другой химической реакции, то тебе этот предмет не интересен. А что позволяет управлять всеми этими механизмами? Человеческий мозг. А что заставляет мозг работать?
Хобарт моргнул.
— Отлично, — сказал он, — и что же?
— А как раз то, — последовал мой ответ, — что изучаю я.
Мой друг засмеялся.
— Замечательно. Продолжай в том же духе. Только ты сам себе роешь могилу, Гарри. Когда поймешь это, дай мне знать, и я верну тебя в реальность.
С этими словами он повернулся к столу и погрузился в свои бесконечные формулы. Однако, на следующий день, когда я зашел в лекционную аудиторию профессора Холкомба, меня ждал сюрприз. На соседнем с собою месте я обнаружил своего друга-здоровяка.
— На тебя снизошло озарение? — спросил я.
— Озарение, верно, Гарри, — ухмыльнулся он. — Просто подумал, что надо взять с тебя пример. Проболтал тут уйму времени с Дэном Кларком с факультета машиностроения. Рассказал ему, что хочу изучать философию. Старина поднял такой крик! Не мог понять, чего нужно инженеру от психологии и этики. Так и я не понимал, пока прошлой ночью перед тем как заснуть, не пораскинул мозгами. Если что-то еще не делал, то нет причин, почему бы это не сделать, верно Гарри?
— Безусловно. Только я не понимаю, к чему ты ведешь. Может, ты намерен отнести свои записи в мастерскую и там молотком выбить из них тайну Первоначала всего Сущего?
Он усмехнулся.
— А ты в этом разбираешься, Гарри. Как ты сказал? Тайна Первоначала всего Сущего? Запомню обязательно. Я не силен в риторике, с молотком в руке я намного увереннее себя чувствую. Не возражаешь, если я присяду рядом, чтобы тоже испить чуток из чаши мудрости?
Вот так Хобарт начал изучать философию. Когда лекция закончилась и мы спускались по лестнице, он похлопал меня по плечу.
— Весьма неплохо, Гарри. Определенно. Тот старый доктор завел всех. Даже маленького Хобарта посетили великие мысли.
 
Это случилось как раз месяца за полтора перед тем, как доктор Холкомб объявил о своей знаменитой лекции на тему «Слепого пятна» и где-то через неделю после начала занятий. Со временем Хобарт Фентон сделался таким же горячим поклонником философии, как и я сам. Изначально он планировал посетить несколько лекций вместе со мной, чтобы впоследствии разубедить меня в моей глупости. А закончилось все тем, что он превратился в неофита учения профессора.
И вот настал тот великий день! Накануне вечером мы долго обсуждали заявление профессора. Предмет был очень серьезным. Несмотря на всю мою веру в гений профессора, едва ли я был готов к подобным вещам. Странно сказать, но я был настроен скептически. Но что еще более странно, Хобарт принял сторону доктора.
— Почему бы и нет? — говорил он. — Просто все сводится к следующему: ты допускаешь, что некое явление возможно, а затем отрицаешь саму возможность привести тому доказательства — вне твоего понимания абстракции. Забавный парадокс, Гарри, но чертовски скверная логика. Если это так, то, безусловно, может быть доказано. Нет на свете такой причины, которая заставила бы нас усомниться. Профессор прав. Я с ним согласен. Он — единственный знаток на все времена.
Ну, а потом все и произошло. Для нас это стало жутким ударом. Многие восприняли случившееся как ужаснейшее убийство или не менее ужасное похищение. Даже в самом университете всего лишь несколько человек приняли сторону доктора. Это преступление связывало двух необыкновенно ловких негодяев и доверчивого ученого.
Но у моего друга вера ничуть не ослабла. Будучи одним из последних, кто попал под влияние доктора, практик и реалист, он не имел совершенно никакой склонности к философии. Он не умел глубоко и беспристрастно мыслить. Но отступать он не привык.
Как-то я застал его сидящим и погруженным в раздумья. Я тронул его за плечо.
— О чем так задумался? — спросил я.
Он взглянул на меня. По глазам приятеля я понял, что мысли его находятся очень далеко.
— О чем думаешь? — повторил я.
— Я думал, Гарри. Просто думал.
— Да о чем же, скажи, наконец.
— Я думал о том, Гарри, что мне нужны сто тысяч долларов и около десяти лет свободного времени.
— Очень хорошая мысль, — отвечал я. — Я б и сам о таком подумал. А что ты бы сделал с ними?
— Что сделал бы? Ха, есть только одна вещь, которую бы я сделал, будь у меня столько денег. Я бы решил загадку «Слепого пятна»!
Это произошло много лет назад, когда мы еще учились в колледже. Много воды утекло с тех пор. Я пишу это, находясь на краю пропасти. Как же мало мы знаем! Что за идеи посещали голову Хобарта Фентона? Он — реалист, практик и бесстрашный человек. Сейчас находится в Южной Америке. Я телеграфировал ему и жду, что он приедет так быстро, как только пароход сможет его доставить. Великое открытие профессора — это реальность, а не выдумка. В чем оно заключается? На это я ответить не могу. Но я обнаружил ему подтверждения и являюсь свидетелем его действенности.
На протяжении веков мы игнорировали определенные законы природы. Но они, неумолимые и коварные, все это время существовали. Неизвестное вызывает страх. Из любви к великому ученому я с ним борюсь. С самого начала это казалось почти безнадежным. Я вспоминаю одну из последних профессорских поправок в этике. «Тайна потустороннего мира может быть раскрыта. Мы обладаем пятью чувствами. Если придать явлению конкретные формы, то мы сможем его понять».
 
Иногда я размышляю о Рамде. Человек он или призрак? Подконтрольно ли ему «Слепое пятно»? Не то ли он реальное доказательство, которое обещал предъявить доктор Холкомб? Каким образом и при помощи каких законов мироздания профессор получил возможность, пусть даже частичную, управлять этими явлениями? Откуда появились Рамда и его прекрасная спутница? Кто они вообще такие? И наконец — что за мысли не давали покоя Хобарту Фентону?..