Слепое пятно

— Еще один вопрос, Ян Лукар. Вы совсем не боитесь, что я завтра проиграю?
— Нисколько, мой господин. Вы не можете проиграть.
— Почему так?
— Я ведь уже сказал — вы пришли от Харадоса.
И Чик, переживавший самую удивительную пору своей жизни, с головой тонувший в море, где можно было различить лишь горстку островков надежной реальности, вынужден был довольствоваться этим: единственными его друзьями были те, кто твердо верил ему. Вот только он знал слишком хорошо, что верят они сущему мошеннику! Вся эта поддержка держалась на доверии, полученном обманным путем.
Нет же, не совсем. Разве не было у него странного чувства, будто сам Харадос сопутствует ему? Разве он не обнаружил, что пророк был реален? Разве он не ощущал так же ясно, как ощущал и всё остальное, что Харадос до сих пор существует?
Той ночью Чик отправился спать с легким сердцем.
  
Глава XL
 
Храм колокола
 
Чику было нелегко вспомнить все подробности того великого дня. В течение всего утра и дня он оставался в своих покоях. По окончании завтрака Рамды рассказали ему, какова будет его роль в определенных церемониях, которые нет смысла здесь описывать. Мудрецы были предельно внимательны в том, что касалось его питания и удобства, расспрашивали о его самочувствии и опасениях. Их весьма порадовала его невозмутимость. Потом он принял ванну и вытерся досуха.
«Смертельный бой, значит? Вот и отлично», — подумал Уотсон. Он был в лучшей форме, чем когда-либо.
Ян Лукар был особенно заинтересован в происходящем. Он трогал и пощипывал мышцы Чика с нежной гордостью знатока. Уотсон вышел из ванны, где был установлен, кроме всего прочего, фонтан, во всей полноте здоровья и силы. Он шутя сделал обманный выпад в сторону Лукара, запутывая его. Ему хотелось узнать, что томалийцы понимают в самозащите.
Последовавшая короткая стычка дала понять, что легкой драки ждать не стоит. Ян был быстр, подвижен и владел особенно полезными навыками. Томалийцы боксировали не так, как это принято у англосаксов, — у них был особый стиль. Чик предвидел, что ему придется сочетать приемы трех разных видов борьбы: бокса, джиу-джитсу и старого доброго «бей-куда-можешь». Если Сенестро сильнее Яна, Чику придется попотеть. Хотя Уотсон побеждал, он не мог не признать, что Ян был не только умен, но и искусен до неуловимой, сбивающей с толку степени. В какой-то момент Лукар отступил.
— Довольно, мой господин! Вы — воистину мужчина, каких поискать. Не перетрудитесь, поберегите себя для Сенестро.
Принесли одежду, и Чика отвели в его комнаты. Всё это время Рамды были при нем. Геоса не было видно, как и маленькой королевы. Чик спросил разрешения посидеть у окна — и получил его после того, как стражи заставили окна экранами, которые не пропускали внутрь посторонние взгляды, но позволяли Чику лицезреть все, что творится снаружи.
Сколько хватало глаз, улицы были забиты людьми. Вот только на этот раз они были чисты посередине: он заметил по краям тротуаров цепочки голубого и алого цветов, сдерживавшие заждавшуюся многотысячную толпу. В отдалении звучал колокольный звон — слабый, но отчетливый, словно серебряные колокольчики звенели над водой.
Время от времени раздавались странные аккорды диковинной, божественной музыки. Перед ним расстилалась панорама всего города с его куполами и башнями. От карнизов крыш и до оснований домов — все плясало в роскошном цветочном великолепии; флаги, музыка, праздничные шествия — наступил день торжества, пышности и исполнения пророчества.
Чик улавливал витающее в воздухе волнение, некое странное подспудное чувство избавления — нечто сокровенное, неизъяснимое, восторг миллиона душ, отбивающих единый ритм в этот решающий момент.
Уотсон отклонился назад; кто-то коснулся его.
— В чем дело?
Это был один из Рамд. В руке он держал маленький железный клевер — символ Харадоса.
— Что теперь? — спросил Уотсон.
— Это, — сказал Рамда, — послал вам один из Баров.
— Из Баров! Что это значит?
Тот покачал головой.
 
— Это попросил передать вам тот, кто хочет сказать нам: он — ваш друг, пусть и Бар.
Только тут Уотсон заметил, что что-то выглядывает из-за края одного из листьев клевера. Он вытащил находку. Это был кусок бумаги, на нем оказались небрежно записанные АНГЛИЙСКИЕ слова.
Они были написаны от руки карандашом, скверным почерком и не очень грамотно, но все-таки по-английски. Чик прочитал:
 «Выше нос! Нет в этом мире такого, кто сладил бы с парнем из Фриско. Это тебе Пат МакФерсон говорит. Ты — наилучший паренек из всех, что миновали пост старой Эндорской ведьмы. Мы с тобой, если продержимся, еще зададим жару этим язычникам. Держись и дерись, как чертяка! Помни — Пат с тобой! Мы оба — призраки! 
 ПАТ МАКФЕРСОН». 
Уотсон спросил:
— Кто вам это дал? Вы его видели?
— Это отправили снизу, мой господин. Какой-то высокий Бар из стражи Сенестро.
Уотсон не мог этого понять. Возможно ли, что в этом загадочном краю есть еще подобные ему? В любом случае, он не совсем одинок. Он почувствовал, что может рассчитывать на ирландца (или этот парень из Шотландии)? Так или иначе, такой человек способен быстро соображать в критический — момент.
На Уотсона внезапно накатило ощущение пустоты. Он выглянул в окно. Музыка смолкла, утих непрерывный гул толпы. Повисла тишина — потрясающая, грозная. В тот же миг Ян Лукар вытянулся по стойке смирно, а у противоположной двери возник Рамда Геос, облаченный в черное, окруженный группой своих товарищей.
— Идемте, мой господин, — сказал он.
Алые стражи расступились перед Уотсоном, а Ян Лукар и Геос шли по обе стороны от него. Они вышли в коридор. По стрелке на вертикальных часах Чик понял, что уже девять. Он не знал, какой сейчас день или год, если не считать томалийский календарь, но знал, что дело идет к закату. Он не спрашивал, куда они идут — в этом не было нужды. Сама торжественность, с которой держались его спутники, говорила больше, чем могли бы сказать их ответы. Вскоре они очутились на улице.
Уотсон думал, что они полетят на воздухоплавателе или пройдут до места в самом здании. Он не ведал, что это была уступка Бару Сенестро, что Сенестро пытался сыграть на психологии, как это водится у более слабых противников. Если мужество Уотсона и не подвело его, то только благодаря железному спокойствию, присущему стойкому здоровью. Чик еще ни разу не проигрывал. Он не боялся. Его гораздо больше интересовало то, что он видел и наблюдал вокруг, нежели исход. Он надеялся на какой-нибудь случай, который приведет все к логическому объяснению.
У дверей ожидал диковинный транспорт с изящными очертаниями — странного вида приспособление, которое можно было бы разместить где-то между птицей и гондолой, переливавшееся цветами и сделанное с удивительным мастерством и вкусом.
Трое мужчин поднялись на палубу: по одну сторону сел Рамда Геос, высокий, мрачный, безукоризненно опрятный, по другую — неотразимый Ян Лукар в великолепной алого цвета форме, увешанной драгоценными камнями. На голове у него был кивер из пурпурного ворса, а в руках — необычной формы черное оружие, которое он держал совсем как меч.
Посредине был Уотсон — с непокрытой головой, обнаженным торсом и руками. Ему дали пару мягких сандалий и короткие штаны, чьим подкупающим преимуществом в его глазах был карман, куда он спрятал столь ценный для него пистолет. Все вокруг больше всего походило на Древний Рим. Какой бы развитой ни была цивилизация томалийцев, этот ритуал, по мнению Чика, имел оттенок варварства.
 
Однако, его живо интересовало все происходящее. Улицы были широки. Со всех сторон выстроились стражи, сдерживавшие людей, которые напирали вперед с настойчивостью, подогреваемой любопытством.
Чик всматривался в бесчисленные лица вокруг, в прекрасные черты умных мужчин и женщин. Ни в одном лице нельзя было заметить уродства. Женщины были особенно красивы и, насколько он мог видеть, отлично сложены и изящны. Многие улыбались; он сумел уловить неразборчивый гомон шепчущихся голосов. Некоторые казались безразличными, в то время как иные, судя по выражению их лиц, были настроены явно враждебно.