Слепое пятно
— Но как они их разрезают?
— Проще простого. Минерал, благодаря которому это судно двигается — ИЛОДУИМ — режет алмазы, как масло.
Позже Уотсон всё понял. Он наблюдал, как машина продолжает подъем — Ян Лукар не нуждался в каких-либо световых указателях снаружи, чтобы определить путь. В темноте горели только огоньки на его приборной панели.
Вскоре Чик снова глянул наружу — и получил новое потрясение. Он узрел НЕГАТИВ неба!
Сначала ему показалось, что его глаза стали жертвой иллюзии. Но потом он присмотрелся внимательнее и понял, что это правда: вместо знакомых звездных точек света на темном бархате неба он увидел совершенно противоположные цвета. Все созвездия были на своих местах, как это было в воспоминаниях Чика о Земле. Но вместо звезд тут были точки смоляного черного цвета на бледно-сером фоне. За исключением этих черных пятнышек, все небо было цвета Млечного Пути. И света от него в целом исходило столько же, сколько и от его, Чика, родных небес.
Из всего, что ему довелось узнать, это было самым тревожным. Это противоречило всякому здравому смыслу, ведь он знал, что звезды — это огромные раскаленные светила в космосе. И как объяснить, что они выглядят с точностью до наоборот? Их сияние растворилось в окружающем их небе, а по себе оставило пятнышки черноты? Позже он выяснил, что единственной причиной перемены в привычном ему порядке вещей был особый химический состав атмосферы.
Совершенно внезапно Ян Лукар выровнял судно. Он поднял руку, указывая на что-то.
— Смотрите, мой господин, и вы, Рамда! Смотрите!
Оба пассажира встали из кресел, чтобы лучше видеть, что там за солдатом. Прямо впереди, где виднелся один из сияющих пиков, в небо выстрелил столб голубого пламени; то была световая колонна высотой в несколько миль, непохожая на свет от прожектора — ее лучи ИЗВИВАЛИСЬ, змеились, вместо того чтобы тянуться прямо вверх. Зрелище было странное, но очень красивое.
Геос затаил дыхание; подавшись вперед, он коснулся Яна Лукара.
— Подождите, — благоговейным тоном сказал он. — Подождите секунду. Такого раньше не было, но теперь этого можно ожидать.
Пока он говорил, случилось нечто удивительное. От основания колонны в две стороны разошлись, рассекая темноту, еще два луча — один красный, другой — ярко-зеленый. Три потока света шла из одной и той же точки. Они составляли нечто вроде красно-зелено-синего трезубца — извивающегося, живого… он производил странное впечатление, излучая величие и могущество. Он казался священным.
— Подождите! — снова заговорил Рамда. — Подождите!
Теперь они почти застыли на месте. Уотсон смотрел, не веря своим глазам. Три луча света тянулись всё вверх и вверх, словно норовили пронзить небо, глаз не хватило бы увидеть их вершины. Царила полная тишина, и не было ничего, кроме этих потоков блаженного света, чьими истинными оттенками, по сути, являлись власть, жизнь и мудрость — и уверенность во всем сущем. Было ясно, что для Геоса и Лукара происходящее имеет огромную важность.
Потом наступила кульминация. Медленно, но неотвратимо, словно сами законы жизни, где-то на неописуемой высоте над землей три конца красного, зеленого и синего потянулись и, изгибаясь, сложились вместе, пока не превратились в своем соединенном великолепии в огромную радугу на все небо. Переливаясь всеми цветами спектра, радужный свод на какое-то мгновение засиял невыносимой красотой, многозначной, предвещающей нечто колоссальное, надвигающееся на томалийцев. А затем…
Свод начал двигаться, закручиваться, менять форму и окрас. Три больших световых потока вздымались и ширились, принимая новую форму. Потом они взорвались — и приняли форму огромного клевера с тремя листьями: синим, красным и зеленым!
И Уотсон услышал, как Геос потрясенно произнес:
— Знак Харадоса!
Глава XXXVIII
Голос из ниоткуда
Это необъяснимое великолепие еще горело на небесах, когда произошло нечто другое, куда более важное для Чика. И случилось это прямо у него на глазах.
В передней части машины находился диск, расположенный немного выше уровня всевозможных инструментов управления. И внезапно этот диск — небольшой, диаметром где-то в шесть дюймов — ожил и засветился.
Сначала всю его поверхность покрыло белое сияние. Потом белизна вдруг схлынула, уступив место многоцветью, которое после превратилось в точную копию трехцветного клевера высоко в небе. Чик, однако, заметил, что красный и зеленый были расположены противоположно тому, как это было на сияющем вдалеке оригинале. А потом он услышал голос, сильный и отчетливый, с легкой металлической ноткой, словно звучал сквозь микрофон, спрятанный в этом небольшом сияющем разноцветном листе:
— Слушайте те, у кого есть уши, дабы слышать!
Это было сказано на томалийском. Геос выдохнул:
— Голос пророка Харадоса!
Но в следующее мгновение невидимый оратор заговорил на другом языке: звонком, серебристом, мелодичном — на английском, и Чик узнал этот голос:
— Чик! Ты отлично справился, мой мальчик. Твои смелость и чутье, быть может, выведут нас отсюда. Следуй пророчеству слово в слово, Чик — оно ДОЛЖНО сбыться точно так, как написано! Не оплошай и прочти его там, на стене Храма Колокола, когда встретишься с Баром Сенестро в День Пророка! Я многое узнал, мой мальчик, но я не всемогущ. Твой приход дал мне последнюю надежду на возвращение к себе подобным вместе с тайнами жизни. Ты правильно сделал, что поверил своим инстинктам; не бойся, но помни, что, если ты… если мы оступимся, то пропадем. И наконец — если ты преуспеешь в своем поединке с Сенестро, я пошлю за тобой; но, если проиграешь, я знаю, как мне умереть. Нынче же вернись в Маховисал. Не пересекай границ Угольного Края, подумай, как будешь возвращаться: Бары ждут. Но Рамдам ты можешь доверять целиком и полностью.
Потом говоривший снова перешел с земного языка на томалийский:
— Это говорю я, пророк Харадос!
Всё это было сказано голосом доктора Холкомба.
Сияющий лист растворился во мраке, и речь прекратилась. Чик был рад темноте: всё произошло словно по волшебству и было слишком хорошо, чтобы поверить. Первая настоящая весточка от пропавшего профессора! Каждый ее слог намертво впечатался в память Уотсона.
Геос сжимал его руку.
— Вы поняли, мой господин? Мы слышали голос пророка! Что он сказал?
— Да, я понял. Он говорил на своем родном языке… на моем тоже. И он сказал, — твердо произнес Чик, — что мы должны вернуться. А еще, что нам следует остерегаться Баров.
Не было и мыли о том, чтобы ставить его слова под сомнение. Не дожидаясь приказа Геоса, Ян Лукар принялся разворачивать судно. Уотсон взглянул на небо — огромное изображение исчезло. Он спросил у воина:
— Как мы вернемся обратно? Как найдем дорогу?
Он не видел света, что указал бы им путь, за исключением разве что странного, нестойкого сияния от этого сверхъестественного неба. На чернильной глади Томалии не горело ни огонька из тех огней, которых можно было бы ожидать для удобства летящих. Но солдат нажал на кнопку, и над панелью загорелся другой диск, большего размера.
На нем оказалась то ли карта, то ли схема немалой части Томалии. Дальний ее конец был окрашен так, чтобы обозначать воду, а примыкавшая к нему местность имела форму квадрата и называлась «Маховисал». Где-то на середине пути от города и до ближнего конца диска висела красная точка, медленно двигающаяся по схеме.
— Красная точка, мой господин, означает наше местоположение, — пояснил Ян. — Таким образом, мы всегда знаем, где находимся и куда летим. Скоро мы прибудем в Маховисал.
Корабль тем временем набирал скорость и вскоре летел даже быстрее, чем раньше. Красная точка тоже развила удивительный темп. Конечно, теперь на их стороне была и гравитация; очевидно, лететь им оставалось всего несколько минут. Но какой бы невероятной ни была скорость, ее не обозначало ничего, кроме движения красной точки.
