Песнь ледяной сирены (СИ)
Шаманка улыбалась сквозь слезы, слушая голоса духов, а Эскилль жалел, что не обладает и толикой ее дара. Он не мог услышать бабушку и дедушку, которых и помнил едва.
И в этот самый момент Эскилль со всей отчетливостью понял, что Крамарк спасен. Исход битвы был предрешен, когда пробудился Феникс. Духи постоят за них, живых. Родные и близкие тех, кто остался на острове вечной стужи, не позволят Хозяину Зимы победить.
Зависнув в воздухе, источая волны жара, Феникс собирал по каплям свой огонь, что впитался в пепел на дне пламенного моря. До Эскилля донесся женский голос – уверенный, повелительный… знакомый.
– Если ты слышишь меня… возьми то, что подарил мне когда-то. Забери мое Пламя!
Эскилль протолкнулся через столпившихся впереди людей, чтобы увидеть Аларику на другой стороне побережья. Бледная, она решительно сжала руки в кулаки, пока застывший рядом Нильс взволнованно о чем-то говорил. В ответ лишь качнула головой. Она не отступится.
Аларика так лелеяла искру, оставшуюся в ней после снежной бури. И сейчас, без малейших сомнений, решилась отказаться от нее. Отказаться от огненных крыльев. От права называться серафимом.
Задрав голову к небу, Эскилль крикнул:
– Забери и мое!
Он понимал: это не чудесное избавление от проклятия. Потеряв все три Пламени – его родителей и нерожденного брата-близнеца, он навсегда утратит собственную сущность. Огненный дар – вся его жизнь. Но Эскилль не имел права просить Феникса оставить ему хоть немного огня. Иногда для победы не хватает лишь малости. Толики пламени. Слабой искры.
Эскилль поймал взгляд Аларики. Кивнув друг другу, они улыбнулись. И пока Хозяин Зимы обретал тело, изувечивая Крамарк, к самому краю покрытого пеплом берега, что постепенно сливался с опустевшим дном Фениксова моря, один за другим подходили огненные серафимы. И просили Феникса забрать их дары.
Потерю Пламени ни с чем не спутать. Это дыра на месте сердца, это заполнивший пустоту лед. Холод, текущий по венам вместо благословенного огня. Прохладная пустота между лопатками – там, где огненным крыльям уже никогда не распуститься.
Феникс выдернул из Эскилля дар, как росток из земли, и корнем было его сердце – верней, живущее в нем Пламя.
Сольвейг подошла к нему, все еще прижимая к груди свою скрипку. Кусала губы, с беспокойством глядя на него. Несмотря на боль в отяжелевшем сердце, Эскилль хрипло рассмеялся. Будет рушиться мир, будут сменять друг друга эпохи, а ледяная сирена Сольвейг не выпустит скрипку из рук.
Она будто поняла, о чем он думает, и улыбнулась. Эскилль перевел взгляд на бывших огненных серафимов: Аларику, Хальдора, Анетте и тех, чьих имен он не знал.
«Пора понять, кто мы такие без нашего огня».
***
Одна сестра пробудила Феникса. Другая – Хозяина Зимы.
Мысль о том, что Летта стала Белой Невестой, все еще причиняла Сольвейг почти физическую боль. Она заглушала и страх, и гордость – за то, что Феникс услышал ее призыв. Что он… отозвался.
Эскилль с непривычно бледным, почти бескровным лицом, с благоговением смотрел на Феникса. Показалось, или перьев в огненном оперении стало больше, когда серафимы отдали ему свое Пламя?
Все так изменилось… По щелчку, в один кошмарный момент. Больше нет их дома. От острова вечной стужи ничего уже не осталось.
«Хозяин Зимы стал Крамарком или Крамарк стал Хозяином Зимы?»
А Феникс… улетал. Все жители острова, застывшие на Пепельном побережье в ожидании своей судьбы, провожали взглядом птицу – само воплощение огня. Вместо колыбели Феникса, в которой он проспал целый век, осталась лишь выжженная пустошь. Но она все еще была слишком горяча. А значит, непреодолима.
Две стихии схлестнулись, переплелись в смертельно опасном танце. Феникс и Хозяин Зимы… Они не закончили свою схватку столетие назад, и теперь каждому из них представился шанс свершить свою собственную справедливость. Хозяина Зимы окружала снежная дымка – шлейф от присутствия верных духов зимы. Что стало с исчадиями льда, Сольвейг не знала. Надеялась, что их тела, упав с высоты в Фениксово море, растаяли, а их души обрели свободу.
Феникс налетел на Хозяина Зимы, крылья с огненным оперением замолотили по торсу великана-острова. Мощные когти вонзались в ледяную плоть, кроша ее, клюв пытался добраться до нутра, до сердца. Источающими холод руками Хозяин Зимы схватил огненное крыло. Вырвал несколько перьев, что сгустками огня упали на Пепельное побережье. Но Феникс не терял напрасно время: в изувеченной громаде ожившего ледяного острова тут и там разгоралось пламя.
Волосы Сольвейг вдруг разметал холодный ветер. Чей-то голос прошелестел «Прости».
Руки задрожали, едва не выронив скрипку, но Сольвейг скорей умерла, чем лишила бы себя шанса поговорить с Леттой. Вокруг не было снега, не было льда, но в ней самой до сих пор жила сила Белой Невесты. Ее стихия. Ее зима.
Смычок вновь коснулся струн, и лежащий вокруг Сольвейг пепел объяло холодком. Черное стало белым, горячее – ледяным.
«Ты не хотела» – вывела она в воздухе поседевшим пеплом.
Несколько людей, оторвавшись от битвы между Фениксом и Хозяином Зимы, послали Сольвейг растерянные взгляды. Но для нее сейчас в целом мире существовала лишь одна Летта.
«Это мало что значит сейчас, – печально прошептала сестра. – Я подвела тебя, я подвела всех вас».
«Что будет с тобой?»
«Я выполнила предназначенное. Хозяину Зимы я больше не нужна. Да и ему сейчас не до меня, а потому его власть надо мной ослабла. Я попытаюсь искупить свою вину, помогу Фениксу добраться до сердца Хозяина Зимы... если оно у него, конечно, есть. И если у меня получится... Если Феникс уничтожит Хозяина Зимы... Тогда я стану свободна. И приду к тебе».
Подступающие к глазам слезы мешали Сольвейг сосредоточиться на словах. Она молчала, позволяя ветру шептать ей в уши.
«На Большой Земле зимы, говорят, совсем другие. Они не стремятся подчинить себе все время и пространство, а делят их с летом, осенью и весной. Я буду приходить к тебе каждую зиму. Я найду тебя везде, а ты узнаешь меня по рисунку на окне. И будешь знать, что я... рядом».
«Пойдем со мной сейчас!» – пеплом взмолилась Сольвейг.
«Прости, не могу. Я должна помочь Фениксу остановить Хозяина Зимы, которого сама же и пробудила».
«Но ты не хотела... Тебя заставили... Тебя… изменили»
«Милая, мы встретимся. Я обещаю».
Из невидимых губ Белой Невесты вырвалось ледяное дыхание. Госпожа ветров намела снега, проложила по пепельной пустоши снежную тропу. И шепнула: «До встречи».
Но не прощай.
Слезы душили Сольвейг, а в голове звучал голос Летты: «Я знала, родная, что у тебя все получится. Я всегда верила в тебя». Она выпрямилась, твердо держа за гриф скрипку. Летта всегда сдерживала обещание. Сдержит и на этот раз.
А Сольвейг – как и всех бывших островитян – ждало новое начало. Новая жизнь.
– Готовьтесь к долгому пути, – объявил властный голос.
Говорил Улаф Анскеланн, капитан Огненной стражи… и, как выяснилось во время побега от снежной бури – отец Эскилля. Вместе с другими капитанами он обходил людей, искал затерявшихся среди горожан стражей и раздавал им указания.
С губ Эскилля сорвался облегченный вздох. Рядом с его отцом шла укутанная в меха хрупкая женщина со шрамом на щеке. Она искала взглядом кого-то в толпе. Увидев Эскилля, всхлипнула и прикрыла рот рукой. А потом бросилась вперед, оставляя за спиной слетевшую с плеч меховую накидку. Поравнявшись с сыном, крепко его обняла.
Эскилль застыл ледяным изваянием. Казалось, будто и впрямь окаменел. Смотрел перед собой растерянным взглядом, а потом, опомнившись, обнял маму в ответ.
Первые группы людей отправились в путь. В долгую дорогу по пустыне, прежде бывшей Фениксовым морем. Неизвестность будоражила и пугала Сольвейг. А что, если там, за пределами Крамарка, и нет ничего? Что, если там – лишь выжженная земля и руины? Кто знает, что произошло на Большой Земле, пока они, жители острова вечной зимы, были окольцованы огненным морем, пока были заперты в ледяной тюрьме?