Золушка по принцу не страдает (СИ)

Меж тем сама Изабелла, спрятавшись в маленькой каморке с единственным окошечком, шила так, что искры летели из-под иглы ее швейной машины.
Заяц, как и енот, оказался помощником расторопным, понятливым и полезным. Обращенный в тощую девицу, этот косой проныра, таясь по темным углам, проник в кладовую, где Юфимия хранила отрезы тканей, кружева и нитки. Оттуда на своем тощем горбу заяц вытащил пару прелестных шелковых отрезов, примерно по тридцать локтей каждый.
В корзинку косой, настороженно глядя одним глазом на дверь, а другим на похищаемое добро, насыпал самых красивых пуговиц, серебряных крючочков и красивых блестящих камешков.
Там же он раздобыл и краски, которыми предстояло выкрасить парички.
Словом, этого проныру подгонять было не нужно.
Когда утром проснулась белка, все свечи почти догорели, оплавились и закапали пол. На манекенах, набитых соломой, сверкали и переливались серебром и золотом, два чудесных платья, одно с вырезом, второе с жестким серебряным корсетом. Заяц, перегрызая зубами нитки и сплевывая узелки точнехонько в мусорное ведро, пришивал пуговки в ряд и красивые камешки, почти полностью окосев от усердия.
Изабелла, с покрасневшими от бессонной ночи глазами, завивала кудри на высоких и пышных париках с двумя разноцветными прядями.
— М-м-м, — почавкала спросонья белка, почесывая бока и продирая опухшие глаза. — Да, неплохо, неплохо. Вы почти справились. Только вот тут надо перешить, — она ткнула пальцем в корсет, который был идеально отглажен и являл собой просто произведение искусства. — И вон там, на юбке, лента как попало пришита. А этот косой вообще неровно блестяшки пришивает. Принц очень требователен! Он не потерпит халтуру!
Заяц промолчал; только покрасневший, как и у Изабеллы, глаз у него задергался. Он подавился узелками, закашлялся и сжал большие портновские ножницы с видом убийцы.
— Нормально он пришивает, — отрезала Изабелла. — Зови сестер иди!
Но их звать было не надо; толкаясь и вереща, в одних ночных рубашках, они мчались по лестнице, теряя ночные туфли, и в каморку к Изабелле вломились одновременно, с трудом протиснувшись в двери.
— Какая красота! — верещали они наперебой, скача вокруг своих платьев и дергая их за оборки и за рукава. Казалось, они и о принце позабыли. Главное — надеть поскорее наряд!
Но у белки были свои планы.
— Побольше серьезности! — металлическим голосом рявкнула она, подскочив и широко расставив лапы. Передние лапы она заложила за спину, и вся ее фигура просто олицетворяла уверенность в себе и целеустремленность. — Мы с вами затеяли очень опасную игру! Враг силен и хитер, но мы сумеем его победить и получить то, что нам нужно!
— Поменьше болтовни, — отрезала Изабелла, сунув белке в пасть кусочек засохшего хлеба. — Лучше помоги сестрам одеться и накрась их. Ты обещала!
Белка небрежно обмахнулась хвостом.
— Обещала — значит, сделаю! — ответила она и посучила пальцами.
Золотая пыльца щедро потекла из ее горсти, и платья с париками ожили и накинулись на сестер. Сначала они перепутали, какое на которую должно надеться, и заяц зажевал косынку, в ужасе наблюдая, как узкий корсет пытается совладать с пышной талией визжащей Терезы.
Но потом платья разобрались и налезли каждое на свою хозяйку, и притом сели так идеально, что и лучшего желать было нельзя.
— Типа, типа, типа, — ворковала белка, словно подзывая цыплят и все соря золотой волшебной пылью.
Тут зашевелился чемоданчик, откинув крышку и раскрыв все свои кармашки и отделения.
Белый крем из тюбика ударил мощной струей в лицо Анны, и девушка заверещала от ужаса.
— Молчи! — хриплым голосом злодея-некроманта произнесла белка, делая в воздухе пассы лапами, будто бы протирая круглое зеркало. По мере ее действий чудо-крем ложился на кожу ровно, скрывая все конопушки, все прыщики и все нервности.
Белый воздушный пух, окунувшись в пудру, со всего размаха, как снежок, влепился в набеленное лицо, вызвав еще один испуганный вопль. Поднялось целое белоснежное облако, будто на месте взрыва, в котором мелькали ручки кисточек и разные баночки.
 
Тереза наблюдала за преображением сестры с ужасом.
Когда же пудра осела, Анна явилась такой красавицей, что впору ей было принимать участие в конкурсе красоты.
Ни длинного носа, ни слишком короткой губы, ни конопушек не было. На изумленных зрителей смотрела нежная красавица с фарфорово-белой кожей, с милой улыбкой и мечтательным взглядом.
— М-да, — протянула Изабелла, шокированная преображением сестры. — Если принц на ней женится, поутру его будет ожидать большой сюрприз…
— Молчи! — шикнула на нее суровая белка. — Давай, поправь ей парик! А я займусь второй!
Изабелла послушно принялась накручивать кудри Анне, между делом тревожно поглядывая за окно, не едут ли дорогие гости.
Там, в саду, трудился неутомимый енот.
Дорожки он подмел так чисто, что принц мог бы прогуляться по ним в своих белых чулках, и не запачкался бы.
Теперь труженик принялся постригать розы, щелкая огромными садовыми ножницами, и так увлекся процессом, что не заметил, как в саду появились посторонние. Точнее, дорогие гости, которых все так ждали.
— Королевская свита! — выкрикнула Изабелла и выронила горячие щипцы. Отчего-то ее сердце тревожно затрепыхалось. — Но почему так рано, Вильгельмина же сказала — к вечеру! А сейчас и до обеда далеко!
Но королю было все равно, когда явиться и что об этом думают хозяева гостеприимного дома.
Впереди всех придворных вышагивал сам принц, и тут Изабелле пришлось признать — он действительно совсем неплох. Высок, строен, хорошо сложен. Но на этом все плюсы заканчивались, потому что зефирка, увиденная на портрете, вживую оказалась приторно сладкой.
Принц взирал на мир сквозь лорнет на посеребрённой ножке. Он разглядывал кусты роз, дорожки, и шустрящего в зарослях енота с выражением скучающей брезгливости на белоснежном лице.
Вышагивая, он опирался на щеголеватую трость, словно его ногам было тяжело нести великолепие разряженного в пух и прах тела. А его шикарным новым туфлям позавидовала бы любая модница.
Принц все разглядывал и кривил губы.
Увлекшийся енот, сопя, возился в кустах.
Из зеленых зарослей была видна только огромная енотовая задница, задрапированная широкой юбкой.
И эту самую задницу заприметил принц.
Ни слова не говоря, он приблизился к еноту, обращенному в девушку, и изо всех сил врезал по этой заднице, да так, что она заколыхалась, как взбиваемая перина.
Пальцы бесстыдника-принца похотливо и жарко стиснулись на мягкой ягодице и как следует ее пожали, выражая восторг, охвативший венценосную особу.
— Какой спэлый пэрсик! — произнес сладеньким голосом сластолюбец-принц.
Енот с горящими, исступленными глазами, разогнулся, словно проглотив оглоблю, торчком вынырнул из кустов. Его честь была поругана.
Опасно сжимая в дрожащих руках садовый инвентарь, он обернулся, явив принцу свое магическое лицо, и тот буквально таки отпрыгнул, сквозь свой лорнет увидев широкую и плоскую рожу толстозадой красотки, ее раздутые щеки, рот-прорезь и шмыгающий нос картошкой.
На верхней губе «красавицы», под мелкими капелькам трудового пота, колосились черные усики.
— У-ху-ху-ху, — рассмеялся принц дробным противненьким смехом, — как пикантно…
Енот гулко сглотнул и попятился в кусты, отступая от принца и оберегая свой зад, одна половина которого наливалась болью и хранила алый отпечаток монаршей руки.
— Смотри, Юфимия! — торжествовала Фея, наблюдая эту сцену из окна. — Они повстречались! И, кажется, она понравилась принцу!
К ее несчастью, зелень, трепещущая на ветру, застилала ей обзор, и она толком не рассмотрела, что там происходит.
Изабелле же из ее окошка было все намного виднее.
— Любит толстушек, — заключила она, изумленная тем, что произошло с енотом. И ее сестра, пухлая Тереза, просияла и запрыгала, сжав кулачки.