Похорони Меня Ложью (ЛП)

— Мне так жаль, что мы тебе не сказали.
Я усмехаюсь.
— Да. Мне тоже.
Папа кивает в сторону подъездной дорожки за окном.
— Ты можешь пригласить его войти. Я видел фотографии в новостях. Знаю, что вы двое вместе. Вот почему я передал ему опекунство. Потому что, то, как он смотрел на тебя на каждой фотографии, каждый отец хочет этого для своей дочери.
Я смотрю в окно, на машину, борясь со слезами. Подбородок дрожит, когда я борюсь с эмоциями. Нет. Нет, он не должен этого делать. Он не может играть роль хорошего человека. Он не может сделать так, чтобы казалось, что каждое принятое им решение было для общего блага.
Более сильный человек, который был бы готов отпустить прошлое, позвал бы их обоих и официально представил родителям. Но я не сильный человек. Никогда не была.
— Нет, не думаю, что буду приглашать.
С этими словами я отодвигаюсь от стола и встаю. Замолкаю, пытаясь придумать, что сказать. Когда мой взгляд перемещается между ними, мое сердце сжимается.
— Знаете, он единственный мужчина в моей жизни, который никогда меня не подводил. За тот год, что я его знаю, он оказал мне больше поддержки, чем кто-либо из вас за всю мою жизнь.
Я наблюдаю, какой урон наносят мои слова, когда они попадают в намеченную цель. Папа со стыдом опускает голову, не в силах смотреть на меня, а мама плачет. Оставив их обоих на кухне, я возвращаюсь к входной двери, ненавидя, как здесь душно.
— Дорогая, ты можешь остаться. Пожалуйста, останься, — умоляет мама.
От этого у меня горят глаза, потому что где была эта мать, когда я больше всего в ней нуждалась? Где она была, когда я нуждалась в сочувствии, когда мне нужен был только один человек на моей стороне?
— Я не могу.
Я продолжаю свой путь к входной двери и отчетливо слышу рыдания мамы позади. Взявшись за ручку двери, я чувствую, что отец стоит у меня за спиной. Чувствую, как все невысказанное плывет, между нами.
— Береги себя, Марк.
Рывком распахнув дверь, я спешу вниз по ступенькам и, черт, почти бегу к машине. Баз не пропускает ни секунды. Он позволяет мне пристегнуться, прежде чем выезжает с подъездной дорожки, и мы уезжаем. Как только дом начинает исчезать в зеркале заднего вида, я, наконец, глубоко вздыхаю. Слеза стекает по моей щеке, и я позволяю ей скатиться.
— Ты в порядке?
Я смотрю на заднее сиденье, наблюдая за Авой, когда она качает головой, смотря Ютуб. Ее розовые наушники закрывают уши, так что я знаю, что она нас не слышит. Она слишком погружена в свой айпад.
— Она принадлежит ей, — говорю я, переходя к делу.
Не об этом он спрашивал, но я слишком боюсь ответить, потому что не думаю, что я в порядке. Узнав правду, я не уверена, что когда-нибудь буду в порядке.
— Ты уверена?
— Да. Никогда не существовало программы обмена студентов. Все это было ложью, чтобы защитить себя. Я до сих пор не знаю всех подробностей. Они сказали, что в тех обстоятельствах, когда она забеременела, это был единственный вариант.
Он делает паузу.
— Они знают о ней?
— Нет, — я сжимаю губы в мрачную линию. — И никогда не узнают.
У нас тихий вечер с Авой. Шрам на ее лбу хорошо заживает. Она немного устает в течение нескольких дней после инцидента, но она такая же жизнерадостная, как и Мэдисон. Баз удивил ее браслетом, и, поскольку он такой же дорогой и нелепый, как у богачей, он заказал для нее в Картье специальный браслет для медицинского оповещения. Я не была уверена, хочу ли поцеловать его или влепить пощечину. Несмотря на это, все, что действительно имеет для меня значение, это то, что она будет в безопасности. Это мой главный приоритет как ее матери.
Эта мысль пронзает болью грудь. Потому что, хотя она и моя, она не моя. Ее мать умерла. У ее матери никогда не будет возможности увидеть, как красива ее дочь, и это больно. Это больно, потому что я хочу подарить Аве весь мир, но не могу. Хочу, чтобы Ава была моей и только моей, и ненавижу, что маленькая часть меня все еще чувствует, что я делю ее со своей сестрой.
 
Ава, кажется, блаженно не подозревает о беспорядке, который является ее родословной, и я хочу, чтобы так продолжалось как можно дольше. Я хочу оградить ее от осознания того, какую боль я испытываю до конца ее жизни. Но в какой-то момент я знаю, что мне нужно будет объяснить. Даже если я злюсь на сестру за то, что она держала меня в неведении, она заслуживает того, чтобы ее дочь знала, кто она. Все хорошее в ней, что я помню.
Со своим нетронутым бокалом вина я наблюдаю за тем, как Баз взаимодействует с Авой. Они оба сидят на полу, и она показывает ему свои рисунки. Его окружает невероятная мягкость, когда он рядом с моей дочерью, и у меня болит грудь от того, как это красиво. Потому что Баз не тот человек, который мягок. Он суров и неумолим. Должно быть, он чувствует тяжесть моего взгляда. Пока Ава болтает о том о сем, Баз смотрит на меня, его взгляд изучает мое лицо и пожирает меня в моей свободной футболке и шортах. Я смотрю на них, поджав под себя ноги на диване.
Его взгляд нагревает мою кожу, когда я чувствую, как он скользит по моей обнаженной плоти. Он отводит взгляд, снова смотрит на Аву, и его губы кривятся, когда она продолжает. Когда она заканчивает свою болтовню о желании стать художником, Баз упоминает что-то о Бразилии, что заставляет меня выпрямиться.
— В Бразилии, откуда родом моя семья, моя мама владеет художественной галереей. Тебе бы понравилось.
Глаза Авы сияют, ее улыбка становится шире.
— Возможно, ты и твоя мама сможете полететь со мной в следующий раз, когда я отправлюсь туда в гости.
У меня перехватывает дыхание, и когда Ава смотрит на меня, в ее глазах светится надежда.
— Это было бы так весело, правда, мама?
— Да. Быть может, когда-нибудь там будут висеть твои собственные работы.
Ее глаза расширяются при мысли об этом, она вскакивает на ноги и бежит по коридору к своей комнате.
— Я сейчас, мама, — кричит она через плечо. — И не уходи, Баз, мне нужно поработать еще над одной картиной!
— Притормози, пожалуйста, — кричу я ей вслед, переживая за ее травму головы.
Последнее, что мне нужно, это чтобы она в спешке врезалась в стену.
Баз отталкивается от пола, оставляя работу Авы, и останавливается перед диваном рядом со мной. Я выгибаю бровь, кривя губы.
— Бразилия, да? Ты же знаешь, что она не оставит тебя в покое. Она будет ожидать этой поездки.
Оттолкнувшись от дивана, я вытягиваю шею назад, чтобы посмотреть на него.
Баз усмехается.
— Я рассчитываю на это. Есть еще кое-что, что я хотел бы обсудить с тобой.
Я делаю глубокий вдох, внезапно чувствуя себя настороже и предполагая худшее.
— В чем дело?
Словно почувствовав, куда направляются мои мысли, Баз ухмыляется и качает головой.
— Я хочу сделать заявление. О тебе и Аве. Она уже была замечена с нами, и я сделаю все возможное, чтобы защитить ее от средств массовой информации, но лучше, если я дам им что-нибудь.
Мой желудок скручивает.
— Хорошо, хорошо, о чем ты думаешь? Просто прямо скажешь, что она моя приемная дочь?
— Вроде того. Если мы будем вместе, она станет частью моей жизни, и это тоже сделает ее моей дочерью. Не юридически, но, безусловно, во всех отношениях, которые имеют значение.
У меня перехватывает дыхание, в глазах нарастает давление.
— Ты этого хочешь?
— Совершенно, верно.
 
Я ищу в его взгляде ложь. Ищу возможность того, что он на самом деле не имеет в виду сказанное. Но пока мы смотрим друг на друга, я не могу найти ни единой лжи в его взгляде. Тепло разливается по моей груди, и сердце сжимается.
— Что ты пытаешься мне сказать?
Баз скользит рукой по моей талии, притягивая мое тело к своему, прижимая мою грудь вплотную к своей. Его большая мозолистая рука скользит по моей шее сзади, и удерживает меня. Его большой палец гладит нежную кожу, так не похожую на собственническую хватку.