Человек в стене

* * *
Большая жирная крыса прошмыгнула по проходу под ногами Вэ и снова исчезла в темноте. Его передернуло. Пожалуй, пришло время поставить еще несколько крысоловок.
Крысы появлялись и исчезали волнообразно. Несколько лет назад было настоящее нашествие — целые сотни грызунов. Однажды он, открыв свою кладовку с припасами, застал около десятка в ящике, где хранилась вся его еда. Когда он поднял крышку, крысы лишь посмотрели на него, а потом продолжили свою трапезу.
Именно то, что они даже не попытались удрать, напугало его сильнее всего. Они не знали, кто тут главный.
В остальные годы крыс почти не было, они подыхали от яда или перебегали по трубам или через канализацию в соседние дома.
Как-то раз он услышал по радио, что, где бы ты ни находился в Стокгольме, в радиусе пяти метров от тебя обязательно есть крыса. Эта мысль ужаснула его. Его ужасало и то, о чем ему напоминали крысы, — то, что он живет второсортной жизнью, хотя изо всех сил пытается сделать свой дом гостеприимным и удобным.
Становилось холодно. Чтобы не замерзнуть, ему приходилось ночевать в квартирах. В проходах постоянно гуляли сквозняки, а снаружи, за стенами, наступила зима. Накануне он видел из кухонного окна Дагни первые снежинки. В три часа уже темнело.
Вэ думал о тех временах, когда ощущал на коже жар солнца. Тогда они ездили на озеро в меловом карьере неподалеку от города. Биргит любила поплавать, а озеро было уединенным. Никто, кроме них, туда не ездил, и они распаковывали свои корзинки и расстилали одеяло на песке. Идеально чистая вода сияла лазурью и светилась на фоне белых берегов.
Вэ вспоминал, как впервые снял рубашку и стоял на солнце — восьмилетний мальчик, высокий и костлявый, с белой до полупрозрачности кожей. Он повернул тогда лицо к небесам и почувствовал себя как-то странно. Солнечные лучи одновременно и грели, и щекотали. До этого он только сидел иногда у открытого окна в кухне, но ощущение, когда солнце ласкает все тело, было совершенно другим. Он постелил полотенце на берегу у кромки воды, и солнце двигалось над ним, докрасна опаляя кожу.
И никаких людей — это было самым главным. Вэ не выносил, когда люди подходили слишком близко к нему, а уж если они с ним заговаривали, он воспринимал это как насилие. Тогда он накрывал голову одеялом и лежал не шевелясь, пока Джим не хлопал его по плечу и не сообщал, что опасность миновала. В первый раз Биргит просто молча стянула с него одеяло, но Вэ принялся завывать и брыкаться так отчаянно, что мать с отцом обзавелись синяками, пока пытались его успокоить. Джим тоже предпочитал уединение. Бывало, что бормотание и невнятные звуки, которые вырывались из Вэ, все усиливались, и иногда его речь прерывалась на полуслове.
С тех пор как Вэ выбирался из дому днем в последний раз — единственная его попытка сходить в магазин, — минули годы. Он почти забыл ощущение от солнечного света, это особенное тепло, когда кто-то как будто гладит кожу.
Вэ изучил чертежи дома и список жильцов. У него было много соседей, и большинство из них он знал. Он старательно записывал их имена, время, когда они спят, чем интересуются, как проводят свободное время. На некоторые квартиры он просто махнул рукой потому, что не понимал их обитателей, и потому, что ему не нравились их внешность и голоса. Имена других были помечены маленькими звездочками — так он обозначал тех, рядом с кем ему было особенно спокойно, от кого исходило что-то такое, что помогало ему чувствовать себя цельным и не таким одиноким.
Однако он должен был проявить осторожность. Всего за пару месяцев он целых два раза оказался опасно близок к обнаружению. До этого ничего подобного не случалось, и мысли о Дейзи и Лили рвали его душу на части. Нельзя, чтобы подобное повторилось!
Он повернул налобный фонарик так, чтобы лучше видеть поэтажные планы. Его взгляд остановился на имени Анита. Золотая звездочка, прикрепленная возле него, начала отклеиваться, и Вэ принялся тереть ее пальцем, пока она снова не прилепилась как следует. Ему нравилась Анита, хотя однажды она едва его не заметила. Он едва успел сбежать перед тем, как она зажгла свет.
 
Квартира, где жила Альва, заслужила двойную звезду. Ванья тоже однажды чуть не засекла его, когда он подглядывал за ней через решетку вентиляции в ванной, но ему удалось отступить в темноту. Он взял свой лист со стикерами и, прежде чем двинуться в путь по проходу, приклеил возле имен обитательниц этой квартиры третью звездочку.
Вэ остановился у лючка, открывающегося в квартиру Альвы. Он хотел видеть весь ее день. Обычно он поджидал тут, когда она придет из школы, чтобы можно было без помех на нее смотреть. Это наполняло его теплом, и владевшая им неприятная колючая тревога немедленно исчезала без следа.
Лючок открылся, и он увидел Альву перед телевизором. Она смотрела документальный фильм о природе. По огромному экрану величественно проплывали какие-то гигантские рыбины.
Вэ сразу ощутил себя в безопасности. Ему всегда становилось спокойнее, когда он видел людей на некотором расстоянии от себя, но тут было другое. Он чувствовал, что Альва что-то замышляет, но не мог понять, что именно.
С утра он бился головой о бетонную стену, снова и снова, пока на лбу не образовалась здоровенная рана. Он подумал, что, возможно, ему полегчает, если он отвлечется на какую-нибудь новую боль, но легче не стало. Тяжелое, невыносимое, неизбывное чувство владело им до тех пор, пока он не пришел сюда и не увидел Альву в уютной семейной гостиной. Это была просто обычная комната с телевизором, диваном, ковром на полу, книжными полками, лампой, несколькими пейзажами и фотографиями детей. Она вроде бы ничем не отличалась от любой другой комнаты, но там была Альва, и это меняло все.
Альва внезапно повернулась. Перед тем как быстро захлопнуть лючок, Вэ успел увидеть лишь ее нахмуренные брови.
Он старался дышать как можно тише. Он не смел пошевелиться. Альва никак не могла увидеть его, это точно, но она откуда-то знала.
— Кто здесь?
Ее неуверенный голос разнесся по гостиной. А потом он услышал треньканье колокольчика, и Альвина мать крикнула:
— Я пришла!
Он беззвучно закрыл лючок на защелку и исчез во тьме.
 ГЛАВА 4 
 ПОТАЙНАЯ ДВЕРЬ 
 
Хенри стоял на чердаке, одетый в светло-синюю теплую куртку, которую нашел в подвале у себя дома. Она была довольно уродливой; ступая в ней по чердачным половицам, он чувствовал себя неуклюжим. Выключатель он зафиксировал изоляционной лентой, чтобы лампочка не гасла. Расхаживая туда-сюда, он обнаруживал все те же странности, что постоянно попадались ему тут в последнее время.
Было тут нечто необычное, но понять, что именно, он не мог. Что-то, связанное с северным и южным фронтонами.
Он стоял посреди чердака, крепко задумавшись. Когда его взгляд в очередной раз переместился к северному фронтону, он наконец понял.
На южном фронтоне был брандмауэр, защищавший соседний дом от возможного пожара. Но на северной стороне здания находились два окна, потому что дом, расположенный с другой стороны от него, был на этаж ниже. Глядя с улицы, можно было ясно увидеть эти два окна на северном фронтоне, но с того места, где стоял Хенри, в поле зрения попадала лишь глухая стена. Никаких окон. Она выглядела в точности как стена в южном конце чердака. За ней должно что-то быть, думал Хенри. Его пульс участился.
 
Он взял свой ящик с инструментами, достал оттуда монтировку, отвертку и молоток, вновь подошел к северной стене и провел ладонью по ее поверхности.
Она оказалась сделана из грубой неошкуренной древесины, сучковатой и занозистой. Хенри подумал, что доски с северной стороны вроде бы светлее, чем с южной. Может быть, потому, что они появились тут позже? Хенри методично обследовал стену в поисках чего-нибудь необычного.