Человек в стене

Вэ улыбнулся воспоминаниям. Он совсем позабыл об этом. Джим считал, что ему следует читать о динозаврах, поездах и космосе. О нормальных вещах. Но Вэ интересовался оккультизмом, и Биргит приносила из библиотеки книги, от которых ему становилось так страшно, что он не спал по ночам.
Альва перевернулась во сне. Если она проснется, то может почувствовать его присутствие. Или даже увидеть его силуэт на фоне белых книжных полок.
Он подождал, пока она перестанет шевелиться, и снова подошел к кровати. Какая Альва маленькая! Пухленькая, конечно, но при этом значительно ниже своих сестер. Теперь она лежала на боку, и обе ее ступни торчали над одеялом. Пальцы левой ноги чуть пошевелились, и ему вдруг захотелось пощекотать ее пятки.
Вэ слишком долго стоял у кровати, задумавшись. Он и сам это знал, но не мог заставить себя отойти. Он представлял, как повела бы себя Альва, проснувшись и увидев его. Наверняка она бы не ужаснулась, не то что Лили. Да, она не стала бы бояться, просто удивленно посмотрела бы на него.
Может, они даже подружились бы. Старик и маленькая девочка. Странная вышла бы парочка. Он мог бы ввести ее в свой тайный одинокий мир, а она могла бы показать ему свой. Ему хотелось побольше узнать об этих картинах. Кто их написал и почему она постоянно на них смотрит?
Она могла бы объяснить ему все, чего он не понимает, научить тем вещам, которые кажутся ей такими легкими… Она не стала бы над ним смеяться. Она с серьезным лицом слушала бы его рассказы. Ему незачем было бы стесняться ее.
Вэ думал о ходах, где разгуливают сквозняки, о ходах, которые он сделал своим домом. Но когда он уходил в эти мысли, то видел лишь одинокую ночь. Зачем вообще нужны такие ночи, когда, кажется, даже воздух куда-то исчезает? Когда почти невозможно дышать? Когда ты почти не в силах выносить одиночество, иссушающее твое тело до тех пор, пока ночь наконец не уйдет, оставив тебя обессиленно лежать в лучах слабого утреннего света?
Волосы упали Альве на шею, закрыв щеку и ухо. Он пробрался под кровать и задремал под звук ее дыхания.
* * *
Электронные часы на тумбочке показывали девять тридцать пять, и Альве было слышно, как Ванья хлопочет на кухне с завтраком. В воскресное утро все обычно подолгу спали, не считая папы, но папу, кажется, считать уже не приходилось.
Альва только что проснулась, но почему-то не чувствовала себя отдохнувшей. Что-то помешало ей как следует выспаться.
Что-то было не так. Что именно, она не знала. Она села в кровати и вытянула ноги. Потом медленно осмотрела комнату.
Прикроватная лампа на тумбочке, ниша, окно, письменный стол, три картины, дверь, платяной шкаф, книжные полки и кресло. Все было прежним, но что-то изменилось. Она это чувствовала.
Отбросив одеяло, она направилась к платяному шкафу. Он выглядел как обычно, со всеми этими футболками, джинсами, топиками, штанами и халатами на крючке в дверце. Она надела халат и пошла обратно к кровати. Потом она наклонилась и подняла край простыни, которая свисала с кровати, касаясь пола.
Она заглянула под кровать. Там у самой стены лежал свернутый лист бумаги, который она использовала, когда вызывала вместе с Фридой духов. Альва снова осмотрела комнату. Все ее книги стояли на своих местах, а те, что хранились на письменном столике, тоже лежали там, где она их оставила. Она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Альва не прекратила поисков. Она обошла всю квартиру, открывая комоды и шкафы. Она по-прежнему не имела ни малейшего понятия, что именно ищет, но не сомневалась, что, найдя, поймет — вот оно!
Она отодвинула вбок дверцу встроенного шкафа напротив входной двери. У него не было задней стенки, только боковые, которые крепились прямо к стене дома. Альва выдвинула из него несколько ящиков на бегунках.
Она действовала методично и размеренно. Альва чувствовала, что ответы на все вопросы где-то совсем близко, как будто она стоит в центре спирали, вокруг которого крутится вся квартира.
 
Внезапно из-за стены до нее донесся какой-то звук. Как будто кто-то застегнул кнопку на рубашке или щелкнул, вставая на место, язычок замка. Альва сдвинула все пальто в сторону.
В одном углу шкафа она обнаружила маленькую панельку. Та состояла из нескольких частей. Альва нагнулась, чтобы получше ее разглядеть. Панелька была совсем небольшой, примерно как крышка школьной парты, ее окружала деревянная рамка. Вся конструкция была выкрашена в тот же цвет, что и стена.
Альва осторожно поскребла по поверхности панельки, и под ногти забились мелкие частички краски. Вдоль краев были закрашенные винтики. Альва поискала какую-нибудь ручку типа дверной, но ничего подобного не обнаружила.
Она нажала на края панельки. Может, она открывается так же, как кухонные шкафчики? В них вделаны такие пружинки, которые открывают дверцы, если нажать на них внизу. Но, кажется, тут пружинок не было, и Альва снова провела пальцами по древесине. Она попыталась подцепить панельку за край, но и уцепиться было не за что. Однако девочка продолжала свое расследование.
— Альва, чем ты там занята? — донесся с кухни голос Ваньи. — Иди завтракать.
Она пошла на кухню. Ванья выключила воду и принялась трясти кистями рук, чтобы они высохли.
— Что ты сделала с кухонным полотенцем?
— Я его не видела.
Ванья вздохнула и вытерла руки о джинсы.
— Тогда, значит, это твои сестры куда-то его дели. Я практически уверена, что вешала его на крючок.
Альва подумала, не спросить ли мать про панельку внутри шкафа. Но Ванья углубилась в чтение газеты, и девочка подумала, что лучше ей помалкивать.
Позавтракав и почистив зубы, она вернулась в свою комнату. Едва переступив порог, она сразу же поняла: все дело в запахе. Вот что стало другим — запах. В комнате пахло чем-то кислым и застоявшимся, вроде застарелого пота. Совсем не так, как обычно.
* * *
Желтые ногти Вэ скребли сухую шелушащуюся кожу. Он чесал колени, пока не ободрал с них струпья. Пошла кровь, и тогда он перестал чесаться, встал и открыл лаз в квартиру.
Вечер только начался, и Дагни сидела на диване рядом с маленьким мальчиком. Тут же стояла пустая собачья лежанка. Руки Дагни дрожали сильнее обычного. Вэ закрыл глаза и представил, как шерсть собачонки мягко касается его ноги. Боль, которая терзала его грудь, нарастала, и, чтобы прекратить это, он заставил себя переключиться на мальчика.
На столе стояла вазочка с конфетами. Дагни пододвинула ее к мальчику. Тот взял одну конфету и развернул сделанный из фольги фантик. Дагни разгладила его, сложила и сунула в карман.
Вэ смотрел на ребенка и старую женщину. Между ними пролегли многие годы. Это доказывает, что возраст дружбе не помеха, подумал он и взял метлу.
Он подмел пол, собрал на совок кучку пыли и крысиного дерьма. Потом смахнул паутину и отодрал от коленей окровавленные бумажные салфетки.
Биргит всегда содержала все в чистоте. До того как заболеть, она постоянно что-то намывала и начищала. Хотя бы раз в день она пылесосила, а еще мыла все поверхности, включая и пол. Пока она этим занималась, Вэ приходилось сидеть с ногами на диване, чтобы не наследить на безупречном полу.
А еще мать была поборницей гигиены, она часто и подолгу мыла руки. «Раз, два, три», — считала она, и так до ста, и все это время терла руки щеткой под краном. Иногда она по полчаса не выключала воду. Тогда ее руки становились ярко-красными, они прямо-таки пылали, лежа у нее на коленях, до тех пор пока не наступала пора повторить всю процедуру с самого начала.
 
Вэ уселся на пол. Он внезапно почувствовал слабость. Иногда его подолгу клонило в сон и голова кружилась так, что ему казалось, будто она поднимается куда-то в воздух, отрываясь от шеи. Бывало, что его внезапно начинало трясти в судорогах, и тогда конечности переставали его слушаться, но, к счастью, такого ни разу не случилось в чьей-нибудь квартире. Он напомнил себе, что нужно выпить на ночь полуобезжиренное молоко, оно обычно помогало в таких случаях. И от вызванного экземой ужасного зуда за ушами и под коленями оно помогало тоже.