Дьявольские шутки

Эйлерт вполне разумно считал, что все-таки утонул.
Когда вернулось зрение, перед глазами предстала практически ничем не обставленная комнатушка: кровать, стол, стул. Все в настолько темных и скупых цветах, что было пресно и противно на это смотреть. Единственным светлым пятном оказалась белая до рези в глазах простыня, как последнее одеяние усопшего. Эйлерт чуть ли не засмеялся своим невесёлым мыслям и попытался поднять руку. Тело слушалось плохо.
Он откашлялся, зажмурился, чуть-чуть помотал головой, из которой постепенно уходила тупая ноющая боль. На большее сил не хватило: Лерт чувствовал дичайшую слабость, будто из него выжали абсолютно все соки. Ему оставалось только думать, думать и думать, пытаясь не провалиться в беспокойный сон. Он даже не заметил, что на нём была чужая, сухая одежда.
Одиночество прервалось осторожным поскрипыванием двери. Незнакомая девушка со светлыми длинными волосами и острыми чертами лица зашла и не сразу заметила, что гость очнулся. Она вздрогнула, но ничем другим не выдала своего беспокойства. «И это — одна из приспешниц самого Морского Дьявола», — подумал Эйлерт, невозмутимо повернув к ней голову. Он боялся того, кто войдет к нему в комнату, полагая, что начнутся пытки или Страшный Суд.
Девушка даже улыбнулась, а после тихо проговорила:
— Я сейчас позову капитана, — и скрылась летящей поступью.
Лерт глубоко вздохнул, прикрыл глаза и попытался хотя бы сесть. На это его сил хватило, пусть он и, судя по ощущениям, побелел.
Девушка сказала, что позовет капитана. Эйлерт не сразу понял, кто являлся этим самым капитаном корабля без парусов, но по прошествии почти минуты его сознание выдало нужную информацию: Рагиро. Человек, которого он считал мёртвым. Живой мертвец. В голове ещё раз промелькнула мысль о том, что сам Эйлерт уже отправился на тот свет и «Пандоре» придется искать нового капитана, как и тринадцать лет назад после смерти Нельса Лира.
Раздался стук, дверь отворилась. Лерт молча смотрел на вошедшего, и его молчание нарушалось лишь тяжелым дыханием. Рагиро тоже не произнес ни слова, гипнотизируя разноцветными глазами того, кого много лет считал погибшим. Слова железным комом застряли в горле; никто из них не решался первым заговорить, и им обоим казалось, будто все это неудавшаяся шутка Дьявола.
— Я мёртв? — на одном дыхании выпалил Эйлерт, поражаясь своему, такому чужому голосу, надломленному, хриплому, слишком тихому. — Ты тоже мёртв?
Рагиро стоял на пороге каюты, пораженно глядя на Лерта: вот он, живой, настоящий, рядом с ним, один на один, и можно поддаться искушению и все выложить, как на духу, рассказать то, что случилось, признаться во многом, а главное — в своем проклятии, которое он получил по собственной глупости. Но он молчал, пытаясь осознать заданный Эйлертом вопрос.
Мертвы ли они? О, нет. Они живее всех живых.
— Мы оба живы, — таким же чужим, непривычным голосом ответил Рагиро.
Его слова гулким эхом продолжали раздаваться в голове Эйлерта, и он не мог вымолвить ни слова. Они не могли быть живы. Все это — предсмертный мираж, и сейчас он обязательно увидит отца, а потом убедится в том, что они погибли.
— Ты удивлён? — вопрос звучал нелепо и глупо.
Лерту вдруг стало нестерпимо больно. И эта боль была отнюдь не физической, хотя голова продолжала неприятно гудеть. Эта боль была намного сильнее, глубже; она раскалывала сердце на осколки, дробила душу и разрывала ее по швам. Эту боль невозможно было терпеть, она рушила любое представление о прошлом, настоящем и будущем. Эта боль острыми стрелами пронизывала насквозь. Эйлерт стиснул зубы и вновь повалился на кровать с закрытыми глазами, изо всех сил стараясь не закричать. Он не был готов к такому.
— Если честно, то да, я удивлен. Немного, — кто бы знал, каких усилий Эйлерту стоило произнести эти слова, чтобы они звучали спокойно и уверенно.
— Ты в ужасе, — поправил его Рагиро со слабой улыбкой на губах. Лерт резко распахнул глаза и уставился на него почти что ошеломлённо: даже после стольких лет он мог читать его как открытую книгу.
 
— Как и ты, — на выдохе ответил Эйлерт, тоже улыбаясь: неуверенно, боязливо. Он сказал это вовсе не потому, что думал так, а потому, что хотелось хоть как-то снять повисшее в воздухе напряжение.
— Это мое пожизненное состояние, — парировал Рагиро, а потом — секунду спустя — они оба рассмеялись. Буквально на несколько мгновений, но искренне и легко. Этот момент можно было по праву считать одним из самых счастливых.
Они вновь замолчали. Рагиро так же стоял на пороге каюты, будто бы один его шаг мог навредить Эйлерту, спугнуть его. Лерт тоже пытался не двигаться и едва ли дышал. Они оба боялись, что все это в одночасье перестанет быть реальностью.
— Где мы? — шёпотом спросил Эйлерт, уже заранее зная ответ.
— На «Гекате», моём корабле. Как только тебе станет легче, я отправлю тебя обратно на «Пандору», можешь не беспокоиться об этом, — словно заученную фразу выдал Рагиро — немного печально, но слишком спокойно, напуская на себя притворную маску расслабленности. — Найти корабль не составит большого тру…
— Как? — нетерпеливо перебил его Лерт, рывком вскакивая с кровати. — Как ты находил мой корабль? Постоянно… я видел «Гекату» рядом с «Пандорой». Почему? Словно корабль-призрак, парящий над волнами и не имеющий парусов. И… как передвигается «Геката»? — он задавал вопросы один за другим, не замечая, что в один момент он оказался рядом с Рагиро.
Рагиро не торопился с ответом: он позволил Эйлерту приблизиться к нему, но сам потом медленно прошел к одному единственному стулу в комнате, усаживаясь на него. Эйлерт оказался спиной к Рагиро, а перед глазами, сменяя друг друга с невероятной скоростью, проносились обрывочные картинки из прошлого. Кольцо. Эйлерт должен отдать кольцо.
— Вряд ли тебе понравятся ответы, — пожал плечами Рагиро. Его голос едва заметно дрожал.
— Почему ты так решил? — он нахмурился, готовясь услышать самое ужасное, хотя даже не представлял, чем или кем может быть это «самое ужасное», а потом развернулся лицом к Рагиро, но подходить вновь не стал, оставаясь на месте. Они все ещё боялись друг другу навредить.
— Потому что ты всегда был слишком хорошим для человека и слишком правильным для пирата.
Эйлерт ждал, пока Рагиро продолжит, но тот молчал. И Лерт медленными шагами подошёл к нему, опасливо положив руку на плечо. Это прикосновение для Рагиро стало сродни сильнейшему разряду: он давно забыл, как ощущались обычные человеческие прикосновения, когда никто не хотел причинить ему боль. Он резко отстранился, и Лерт сразу же убрал руку, виновато отворачиваясь в сторону, словно извиняясь.
— Да брось, за меня можешь не переживать. Тринадцать лет прошло с нашей последней встречи. За столько лет люди… — Эйлерт замолчал. Лишь в это самое мгновение к нему пришло абсолютное осознание того, что они не виделись с Рагиро больше десяти лет, а ведь это чертовски много. И сейчас, видя его прямо перед собой, Эйлерт задумался о том, как же все эти годы он жил без него?
— …меняются? — закончил предложение Рагиро. Он разделял эмоции Лерта, сам чувствовал ровно то же самое, понимал его намного лучше любого другого человека. Так было тогда, так оставалось и сейчас. Эйлерт как-то неопределенно кивнул в ответ, все ещё смотря куда-то в сторону. — Нет, ты не изменился.
— Ты тоже, ничуть. Разве что выше стал немного, — Лерт усмехнулся и, словно забыв о том, как Рагиро отреагировал на прикосновение в прошлый раз, положил ладонь ему на голову. Когда они был маленькие, Лерт часто так делал. — Прости, не хотел.
— Оставь, — поспешно произнес Рагиро, и Эйлерт не стал убирать руку: так можно было мысленно вернуться в детство. Хотя бы ненадолго.
Разговор прервался долгим молчанием. Оно уже было без прежней нервозности, напряжения — стало спокойным, безмятежным, умиротворенным. Это была тишина, которую хотелось слушать и которая нарушалась лишь размеренными ударами сердец и ровным дыханием. Они слушали друг друга так, будто бы хотели за эти минуты наверстать упущенные года. Рагиро никогда не был особо разговорчивым, и Эйлерт ещё тогда, будучи ребенком, привык к тишине в обществе самого дорогого человека.