Ост-Индский вояж (СИ)
— Ладно, казаки, надо лагерь обустроить, — Сафрон увёл свой десяток устанавливать телеги и сани, окружая ими лагерь.
Лишь к полуночи он был оборудован несколькими рядами телег и саней.
— Пусть только сунутся, москали! — говорил пожилой казак. — Ноги мы им и пообломаем среди такого вала. Готовь пищали, казаки.
Весь день ожидали атаки царских войск, но они появились ближе к вечеру. С ходу ударили конницей, но меткие залпы казаков опрокинули передних, остальные запутались в ограждении и их нещадно валили казаки, сидя в укрытии, паля почти без промаха с близкого расстояния.
Понеся большие потери, ополченцы Скопина-Шуйского откатились назад.
— Теперь жди ядер. У них пушек много, ребята! Как бы не подожгли нас со всех сторон! Готовим шкуры, да побольше, водой мочите!
Так и случилось. Пушки загрохотали, а казаки носились со шкурами и тушили ядра и очаги пожара. Так стрельба ничего не принесла царскому отряду.
— Не робей, казаки! Подмога к нам идёт! Пашков сейчас нас освободит! Готовимся к вылазке! Поможем ему изничтожить врагов наших!
— Смотрите! Что деется! Пашков-то, тоже перебежал к царю! А его воинов посекут и перевяжут!
— Так и происходит, братцы! Что же такое творится?!
Паника хоть и не разрослась, но сильно подорвала настроение и боевой дух войска Болотникова. Лагерь тоже был захвачен и множество казаков оказались в плену. Попал в плен и Сафрон почти со всей своей сотней.
— Как бы попасть не в подвалы боярские, а к простым жителям, — говорил в растерянности Данилка и озирался по сторонам.
— Надеешься выжить, дурак? — спросил Сафрон, как-то безразлично взиравший на все протекавшее перед глазами.
— Как жить без надежды, Сафрон? Сейчас это и осталось у нас единственное, что надеяться. Я даже из татарского плена в шестнадцать лет сбежал и выжил. А здесь это должно быть полегче.
Сафрон вздохнул и последовал за стрельцом, который отвёл троих казаков в дом купца Корыткина.
— Ироды! — встретил тот затворников. — Супротив царя истинного умудрились пойти, нехристи! Теперича посидите, пока вас не вздёрнут, душегубы проклятые!
Казаки, изрядно уже побитые, помалкивали, боясь получить по рёбрам. Плелись к заточению, подталкиваемые бердышом стражника.
— Долго ты им не понадобишься, — молвил стражник, легонько уколов Данилку в зад. — Пошёл, изменник чёртов! Дня два-три вам отпустил государь наш. Купец, ты особо не корми их, тем более, что цены на еду так выросли, что не до колодников. Им же легче будет помирать на пустой желудок, хе-хе!
Цепь зазвенела жалобно и муторно. Холоп затолкал их в подвал, обшитый до потолка дубовым тёсом. Все здесь было покрыто лёгким налётом плесени, холод пробирал до костей. На дворе завьюжило, и здесь было не лучше.
Холоп ногой толкнул каждого в зад и в молчании задвинул за собой тяжёлую влажную дверь. Полная темнота окружила казаков.
— Так и ослепнуть легко, — молвил тихо Сафрон. — И не увидим, как друг дружку петлю на шею накинут.
— Увидим, — мрачно отозвался из темноты Данилка.
Ощупью пошарили по полу в поисках соломы. Ничего такого не нашли.
— Сядем на голый пол, что ли? — предложил Сафрон и сел, ощутив холод земли.
— Да, в ногах правды нет. Чего дополнительно мучить себя. Эй, казак, чего все время молчишь? Ты поговори, так легче снести судьбинушку нашу. Аким?
— Чего? — неохотно отозвался Аким. — И так на душе кошки скребут.
— Акимушка! Ты думал, что идя на войну, тебе будет так хорошо, как на печи под боком дородной бабы? Садись и говори. А то до казни не дотянешь. Посмотреть-то охота, небось, как мы повиснем на верёвочке. Или как иначе нас уморят?
Ему никто не ответил, и Данилка чем-то занялся. Слышно было только позвякивание цепи. Руки у всех были скованы спереди нетолстой цепью, весьма проржавевшей.
— Данилка, ты чего там позвякиваешь? — спросил Сафрон.
— Греюсь, Сафронушка. А то без работы окоченею раньше времени.
Казаки слышали, как Данилка пыхтит, кряхтит, словно исполняет трудную работу. Сафрон в недоумении слушал, пытаясь не думать о жутком, что его ждёт.
Тем временем Данилка продолжал пыхтеть и звякать цепью.
Время тянулось медленно, вернее, никто не знал о его течении. Даже лёгкие звуки не доходили до них из купеческого дома. Воздух становился всё прохладнее, как казалось пленникам, и дышать даже вроде бы стало труднее.
Данилка то затихал, то продолжал кряхтеть и Сафрон не выдержал и спросил:
— Чем ты там занят, Данила? Над чем трудишься так упорно?
— Да вот, Сафронка, пытаюсь освободиться от кандалов. Вроде бы получается. Да силы оставляют меня. Жратвы-то нет, а железо трудно поддаётся.
— Как же ты собираешься освободиться, мил человек?
— Гну кольцо. Надеюсь, что потом рука просунется. Осталось совсем немного. Тороплюсь до прихода стражника или хозяина. Кто-то же должен к нам заявиться и отвести на казнь.
Аким тоже зашевелился, спросил тихо:
— Ужель такое возможно, Данилка?
— Что, я слабак какой? Или впервой таким делом заниматься? Мне бы перехватить чего и воды испить. Весь мокрый стал от усилий.
— Может, чем помочь можно тебе? — спросил Сафрон.
— Можно было б, да тут нет ничего твёрдого и тяжёлого. Ударить пару раз по железяке — и все дела. Да где ж её взять тут? Я уж шарил — ничего нету.
Затворники замолчали, а Данилка снова начал свой трудный подвиг, временами отдыхая и тяжко вздыхая.
Сафрон наконец приснул и не слышал, как за дверью что-то зашуршало и голос холопа спросил грубо:
— Вы живы там, шпыни?
— Какого дьявола тебе надо, холоп? — крикнул вдруг Акимушка в ярости. — Принёс бы хоть водицы ковшик. Пить охота всем!
— Не велено! Скоро вам и этого не потребно будет. Уже нескольких ваших отправили к Сатане в гости, хи-хи!
Едва услышали, как звук шагов быстро заглох. Да и сам голос из-за толстой двери звучал глухо, как издалека.
— Значит, казнят наших бедолаг, — проговорил горестно Аким. Остальные не соизволили продолжить эту тему и молчали.
Лишь Данилка грязно выругался и с остервенением стал возиться с кольцом. Сколько прошло времени, никто не знал, но вдруг с лёгким стоном Данилка вздохнул, и все услышали, как шмякнулась цепь на пол, глухо звякнув.
— Ох! Одна слетела, проклятая! Руку всю ободрал. Теперь легче станет.
— Почему легче, Данилка? — спросил Аким с надеждой в голосе.
— Всё ж руки свободными оказались. Хоть на одной и имеется цепь. Да с нею, как с оружием будет. Я нарочно с левой руки снял перво-наперво. Только не проворонить прихода стражника или того холопа. Вдруг появится.
— И что мы сделаем? — спросил Аким глухо, с волнением.
— Трахнем по голове и выберемся на волю. А там уж, как Бог даст, други.
— Трудно будет такое свершить, — в сомнении молвил Аким.
— Всё трудно в жизни, — философски рек Данилка. — А куда деться? Жить-то охота. Всё одно подыхать нам. Так хоть попытаемся.
— Оно верно, да сумеем ли мы после голодухи и жажды?
— Разве это жажда, особливо у вас. Я работал и то терплю. Вытерпим! Я как в полоне был у татар, так пить не давали три дня. А это было летом и в степи, где укрыться негде было. Вытерпели. И не я один.
— Данилка верно говорит, — откликнулся Сафрон. — Будем прорываться. Вдруг повезёт. Чем чёрт не шутит! Молодец, Данилка!
— Поспать бы малость. Сил хоть немного набраться треба. Долго не давайте мне спать — замёрзну после работы. Мокрый я.
Они несколько раз уже вставали и ходили — три шага в один конец и три с небольшим в другой. Их трясло от холода, и согреться никак не могли. Даже пить расхотелось. Вонь повисла в подвале. Отхожего места им не предоставили, и пришлось опорожняться в углу.
Больше всего их беспокоило почему-то время. Его они никак не могли определять. То ли день был на дворе, то ли ночь? Для них была только ночь.
Наконец Данилка спросил Сафрона:
— Можно твою руку, Сафрон?
— На кой черт она тебе сдалась? — удивился казак, но руку протянул. Данилка молча ощупал плоское кольцо на запястье, проговорил уверенно: