Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ)
— И не забудьте догнать меня, — сказав так, она покинула зал.
Освобожденная от оков камня Бартолла попыталась, сдерживая рыдания, обнять лейтенанта. Однако де Рано сурово и твердо отстранился от поклонницы.
— Сударыня, боюсь, вы спутали чувства, — говорил он громко, не сдерживая голос, на весь притихший зал. — Вы мне были глубоко приятны, и я, возможно, делил с вами радости праздных утех, но исключительно принимая вашу благодарность и наслаждаясь вашем дружеским обществом, не более.
Голос его обрел силу и стальную жесткость.
— Я не испытываю к вам любви и каких-либо иных сильных чувств, кроме приязни, и мне жаль, что вы так обманулись, и еще более жаль, что устроили эту безобразную сцену… — сказав так, где-то в глубине себя Антуан понял, что полил себя дерьмом, понял, что никогда себе не простит произошедшего. А также с неприязнью осознал, что легко может довести концерт до конца. Дело. Оно, как всегда, выше прочего.
— Но, Антуан! — недоверчиво улыбнулась сквозь слезы Лили. — Как же так?
— Простите, сударыня, я должен догнать свою истинную любовь, — драгун развернулся и двинулся по следам магессы, походя вырвав свой рукав из рук девицы, инстинктивно схватившей его. Шаги грохотали по камням, далеко разносясь в молчащем зале. На ходу он закусил губу и сжал кулаки. Он знал, что может пообещать себе больше так не делать, и знал, что при необходимости обещание нарушит. Он проклинал своих учителей и собственную омерзительную изобретательность, на ходу прокручивая в голове сотню других надежных способов добраться до де Мелонье. Он был противен себе. Но все это происходило глубоко внутри, за пределами жестко заведенного механизма достижения цели.
Лили Бартолла де Мелонье, в голос ревя, совершенно некуртуазно пятная платье слезами и соплями, бросилась на грудь брата, заботливо обнявшего дрожащие плечи. Поэт напрягся и, не сдерживая ярость, проорал, почти фальцетом, в широкую спину:
— Антуан де Рано!!! Остановись! Я вызываю тебя!
Какая-то впечатлительная дама из массовки свалилась в обморок.
Медленно драгун развернулся всем корпусом.
— Повторите?
— Да! Да, черт побери, я вызываю тебя, де Рано! Ты человек без чести и совести, негодяй и плут, столичный выкормыш! Я, Алан де Мелонье, свободный шевалье Шваркараса, вызываю тебя на дуэль! — голос поэта выровнялся и звучал чисто. Он ожидал, что нечто обязательно произойдет. И это произошло, теперь он прикончит ублюдка и будет выглядеть в глазах толпы героем. Сейчас слезы Лили волновали его много меньше, чем образ шпаги неумелого ученого, входящей в кишки де Рано.
— Великолепно, — произнес драгун раздельно. — Не будем же смущать благородное собрание, выбирайте секундантов, обсудим подробности. Дирк, — обратился он к де Кабестэ, — прошу вас быть моим секундантом.
— Но, господа, как же так! — подала голос графиня, опомнившись.
— Прошу прощения, моя госпожа, — ответил ей де Мелонье, — но ни я, ни сей бретер не являемся вашими вассалами, а, значит, вы не можете нам препятствовать в исполнении дела чести.
— Поддерживаю, — согласился де Рано. Динамика событий позволила хоть немного освободиться от мрачных мыслей.
— Секундант, — произнес поэт и задумчиво осмотрел зал, но не нашел в нем норманита, — ах черт, ладно, я прошу вас, де Эль, — обратился он к сенешалю, — представлять мои интересы.
— Всенепременно, — согласился Марк, — а теперь покинем зал, господа, не будем более смущать благородных дам и господ, пришедших веселиться.
— Заколи его! Как свинью, — шепнула злобно Лили брату, уходившему вслед за тремя аристократами из зала. В глазах девушки опять сверкнуло безумие.
Покинув зал, четверо молодых людей направились по темным переходам в трофейный зал, где состоялось продолжение беседы под взором мертвых глаз-бусин многочисленных чучел монстров и животных, убитых членами рода Никкори-Сато. Если коротко, беседа сводилась к следующему:
— Сегодня! Сейчас, до рассвета! Мы будем биться немедленно, — настаивал поэт, о чем его секундант уведомил противников.
— Сегодня так сегодня, через полтора часа, подберите место. Дирк, встреть меня у ворот замка через полтора часа и отведи на место поединка, сейчас же я откланяюсь, господа, дабы подготовиться к бою, мне нужно остыть и принять неизбежное.
Поэт зловеще улыбнулся и согласился с просьбой секунданта противника отсрочить бой на полтора часа.
Империи око недреманное
Конь был оседлан, и, стреноженный, ожидал в глубине парка, окружавшего замок графини. Все необходимые вещи для дальней дороги были готовы, немногочисленные улики догорали в костре неподалеку, в том числе там корчилась черная широкополая шляпа. Лопата жадно вгрызалась в рыхлую землю, легко преодолевая сопротивление мелких корней и трав, земля была мокрой и жирной, укрытой прелой листвой.
— Что ж, я думаю нам пора поговорить. Самозванец, — буквально из тени деревьев соткалась фигура в темном плаще, с черного сюртука упала, отработав, пуговица-амулет тени.
Человек с жестким, будто выточенным из камня лицом направлял на драгуна, а, вернее, на Реймунда Стурга, два черных длинноствольных пистоля:
— Пули закляты, да и стреляю я отменно, не делай лишних движений, возможно, я не убью тебя. Не сразу, по крайней мере.
— Как мило с твоей стороны. И где я прокололся? — поинтересовался Реймунд на диво безразличным голосом.
Вопрос был хорош и своевременен, персона, выдающая себя за алмарского агента, поначалу казалась просто мелким авантюристом, человеком глупым и неосторожным. Некоторое время слежки и счастливая случайность, которая столкнула человека в широкополой шляпе и Штурмхарта на проезжей дороге поздней порой, позволили двинуться дальше. Самозванец оказался виртуозом перевоплощения — он намеренно проводил беседу там, где его могли подслушать. Хуже того — беседовал он сам с собой. Такое подозрение подтвердилось, когда черный человек Вульфштайн, удалившись от грязной таверны, где часто бывал, направился прямо к временному жилью драгуна де Рано, думая, что никто не видит. Лошадь он скрыл в заброшенной конюшне в лесу, а сам переоделся и в образе лейтенанта пошел завтракать. Это навело уже было решившего оставить авантюриста в покое Штурмхарта на мысль — некто, маскирующийся по две разные персоны, собирается совершить в графстве нечто очень опасное и обвинить в этом алмарского агента. Дело приобретало личный поворот. Дальнейшая слежка подтвердила первоначальные выводы — этот кто-то охотился на Алана де Мелонье, находящегося под защитой церкви. Убийство Алана, списанное на алмарского агента. Ну уж нет. Штурмхарт не собирался позволить настроить против себя Орден Норманитов. Они ведь решат, что это вызов! Алмарец решил дождаться финального аккорда этого концерта и не позволить ему завершиться трагедией.
— В столице есть такой драгунский офицер, только вот он погиб при облаве на Лиса, это раз.
— Это не прокол, выяснено явно позднее главного. Чтобы начать копать, нужен повод.
— Ты не поверишь, — человек с пистолями почти смеялся, — но это я алмарский уполномоченный агент тут.
— Не повезло, — крепкий кулак влупил по дереву, заставив его задрожать до кроны, — и что ты со мной будешь делать?
— Меня интересует, кто и почему? А главное, где готовят спецов, способных косить под две личности сразу?
— Две — не предел. На тренировках бывало до шести.
— Интересно, эта откровенность от фатализма или ты все же хочешь выжить?
— Неужели так сложно поверить?
— Ты вроде парень неглупый, понимаешь, что к чему, — голос был холодным и злым. Штурмхарт привык всегда держать положение в своих руках, сейчас такого ощущения не создавалось. Враг был опасен даже под прицелом. Он вел себя спокойно, а не демонстрировал спокойствие.
— Понимаю. С одной стороны, тебя мучит жажда узнать, что знаю я, с другой… — Реймунд замолчал.
— И что с другой? — не выдержал алмарец.
— Ты боишься меня…
Это произошло почти одновременно — второй сильнейший удар по дереву почти переломил ствол и заставил вековой вяз валиться на агента. Тут же прозвучало два выстрела. Сверкнув во тьме двумя синими лучами, пули вошли в тело Реймунда, одна в сердце, другая в основание черепа. Попытка спастись Штурмхарта ван Шпее была эффектной, но неэффективной, вяз придавил его, пронзив множеством сломавшихся при падении веток.