Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ)
— Довольно наигранного расстройства, — в голосе звучала насмешка и раздражение, — найдите меня снова, месье де Мелонье, когда пожелаете говорить этим самым сердцем, а не заезженными штампами, — послышались шелест платья и быстрые шаги высоких каблуков.
Де Мелонье был влюблен и отвергнут. А предмет его воздыханий вызывал в Антуане нешуточное уважение — она знала, кто он и что, и открыто презирала за это, нарушая все общественные условности.
— …следовательно, каждый верующий, в осознанье милости Единого, равно как и понимая безвыходность своей ситуации, в случае невозможности побега, обязан умертвить себя любым возможным способом, что не будет считаться самоубийством, а примется аки жертва благородная, и следующее воплощение оттого будет благополучным, — как раз завершил норманит сухим лекторским тоном.
— Благодарю, что просветили, святой брат! — де Рано поклонился монаху, совершив знак почасового круженья, и поспешно ретировался. Зайдя за ближайшую колонну, он присел на один из диванчиков, предназначенных для краткого отдыха танцующих, в то же время надеясь, что сумел усыпить бдительность священника, а ретираду почтут за вежливость.
Драгун прислушался:
— Мое почтение, святой брат, — женский голос не выражал ни толики почтения, высокие стальные каблуки простучали по паркету, удаляясь. Монаха она тоже не любила. «Чудная женщина», — подумал драгун.
— Итак? — поинтересовался монах у вышедшего следом де Мелонье.
— Ах, оставь это, Бенедикт, — голос незадачливого воздыхателя дрожал, на этот раз от гнева. — Не думай, что я поверю, будто тебе на самом деле интересно.
— Совершенно не интересно, ты прав, но если это будет мешать делу, — монах выдержал паузу, — то я расстроюсь.
— Это мои личные неприятности, — произнес поэт раздельно, похоже, разговоры эти были не в новинку обоим. — И никакому делу это не вредит, блондинка без ума от меня, непрофессиональна до крайности…
— Или крайне профессиональна.
— Нет, поверь, я в этом разбираюсь. Еще пара свиданий, и она забудет о маркизе. Меж тем, старик неплох, весь вечер не отлипал от графини, вы получите свою свадьбу, — тон де Мелонье стал деловым и четким. К его чести, парень умел быстро взять себя в руки.
— Очень надеюсь, — норманит говорил как-то отрешенно и зловеще, — иначе, при провале, дабы проучить тебя, я прикончу Аделаиду де Тиш.
— Надеюсь, если до этого дойдет, она прикончит тебя, — похоже, Алан топнул ногой и пошел прочь от монаха, Бенедикт на некотором расстоянии последовал за ним, отмечая шаги стуком стальных набоек ботфорт по паркету.
Антуан де Рано узнал все, что требовалось, и даже чуть больше, он вновь повернул пуговицу, отключая сверхслух, вскочил с дивана и влился в безумие завершающего бал шаловливого котильона.
Среди прочих гостей на балу выделялся высокий мужчина в одеждах кремового цвета при зеленом плаще. Четкие и жесткие, будто вырубленные из камня черты лица, особо же прямой нос и тяжелая челюсть выдавали в нем алмарские корни. А тонкие брови и высокая линия лба, присущая шваркарасцам, говорили о том, что появился он на свет в результате нередкого и даже традиционного события, союза аристократа и аристократки из Королевства Шваркарас и Алмарской Империи. Танцевал он немного, пил в меру, любезен с гостями был сообразно требованиям этикета, говорил мало, больше слушал, но слушателем был замечательным, а потому беседовали с ним охотно. Очень часто сей господин оказывался неподалеку от коронного лейтенанта де Рано, исподволь наблюдая за оным субъектом, но оставаясь вне зоны внимания последнего. К концу бала гость в зеленом плаще убедился в излишнем внимании драгуна к персоне некоего локально знаменитого поэта и в раздумьях удалился, приняв у дверей от лакея-гепардита пехотный палаш в черных лакированных ножнах.
Библиотека Хранителей Знаний. Краткие выдержки о истории и природе стран Южного Архипелага Гольвадии: Королевстве Шваркарас, Республике Ригельвандо и Алмарской Империи, полученные из источников разных, достоверных до степени достойной преподнесения дражайшему читателю
Корни Зла
Корни зла кроются в истории. В истории же мы должны искать способы исправить нынешнее положение вещей, ибо каждый раз, когда приходил самый темный час — нация возрождалась из пепла, обретая силы, сокрытые до времени в дремлющем духе. Духе народа. Духе свободы. Духе силы! Духе жизни, равно горящем в каждом сердце, будь то священник, аристократ или пейзан.
Корни зла кроются, как ни странно, в благополучии. Жажда наживы, особенно когда она столь доступна и беспримерно велика, пробуждает в людях темные стороны.
Блага колониальной политики Шваркараса стали разрушать его изнутри, медленно, но верно отвращая людей друг от друга, вгоняя народ государства в анархию много эффективней, чем война или мор.
Совместный труд — развитие страны, которое требует усилий от каждого, ныне был заменен жаждой легкого обогащения в заморских провинциях. Ранее вся природа человеческого общежития приводила людей в гармоничную близость. Поскольку доход и благополучие аристократов и церкви, а также, впрочем, и купцов зависели от крестьян, кои, в свою очередь, как и предписано им природными законами по роли и статусу, получали взамен защиту и небесную поддержку от тех, кто стоит выше их на Лестнице ответственности. Это делало государство единым крепким организмом, позволяло пережить невзгоды и горести, пережить вместе, не боясь вражды самого отвратного типа — вражды духа и противоречия.
Любое государство суть есть высшая и совершенная форма человеческого общежития, это не королевская власть и не отношения сюзерена и вассала или иная форма человеческих отношений просто. Государство — это общность всех сложных и противоречивых взаимодействий, которые протекают меж людьми, населяющими определенную область, говорящими на определенном языке и исповедующими схожие ценности и религию. Оно может быть гармонично лишь тогда, когда каждый из элементов его бытия занимает должное место и в механизме всеобщего благополучия, не конфликтуя с другими, но действуя к общему совершенству. Притом, не искажая природы человека, нужно признать, что это достигается простой жизнью и трудом на собственное благо, без ущемления блага чужого.
Мы могли наблюдать это совсем недавно, несколько поколений назад, до того, как белые паруса ригельвандцев, а за ними и наших исследователей, достигли фантастических земель на севере, земель, полных соблазнов, полезных одному, но вредных для общего.
Вспоминая мрачные времена, такие, как дни демона-короля Людвига IV Проклятого и его борьбу с Анрахостом Демоноборцем, войны Пики и Дралока, войны Старшего и Младшего Альянсов, кризисов веры и династических перипетий, можно выделить главное из множества мрачных и героических фактов тех давних и не слишком времен. В годину величайших бедствий народу, не имеющему иного выбора, приходится сплотиться, дабы выстоять, не попасть в рабство и не встретить печального конца под пятой иноземцев. Несчастье сплачивает людей. Но лишь тогда, когда к этому есть основания. Природа человеческая неидеальна, алчность, злоба, гнев и зависть часто берут верх над добром и разумностью. Однако, когда приходит беда, на стороне светлых чувств начинает работать и стремление выжить.
Но будет ли оно столь сильно сейчас? Если произойдет что-то столь же страшное и значительное, как, например, восстание демонологов Одержимого Короля, выстоит ли Шваркарас в таком противостоянии в изменившемся мире?
Я предполагаю, что это весьма спорно.
Почему? Виной тому множество причин, одна из них — неправедное обогащение.
В моем разумении есть ряд основных столпов, создающих здоровую страну, вернее, сильное государство:
— справедливые законы;
— должная общественная организация;
— единая истинная вера;
— твердая власть;
— добрые отношения между людьми и сословиями.
Обладал ли Шваркарас всем этим ранее? Нельзя сказать доподлинно, что в полной мере, однако в существенной степени я бы ответил утвердительно. Почему? Справедливые законы и должная общественная организация произошли в нем с течением времени, методом проб и ошибок исправив неверное и сгладив острые углы. Я не говорю о том, идеальны ли были эти законы и общество, но они были живучи, а это важнее в данном случае. Единая Истинная Вера была принесена нам Единым, и нет сомнения в том, что долгое время это не ставилось под вопрос. Твердая власть — это компромисс между стремлением к власти герцогов и стремлением к самостоятельности короля. Годы и страсти вокруг горних высот власти выкристаллизовали форму, сохранявшую баланс, позволявший государству существовать.