Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ)

Завершив последнюю активную фазу — «постановку силков» в виде актеров и финансовых махинаций, Реймунд растер поясницу и крепко засел в засаду.
Ингвальд Сторгриш, взявший в театре временный отгул, с непременной телескопной сумкой мотался по банкам. Вел переговоры о финансировании исследований. Делал важный вид, сорил деньгами, много и таинственно распространялся о том, сколь важное открытие он планирует сделать на севере Калистиса. Столь важное, что даже не скажет, какое именно.
Еще он жаловался на погоду, пил много пива и заигрывал с зеленоволосой служанкой в «Ла Ториньён». Реймунд таскался за ним по городу и наблюдал за все возрастающей толпой шпиков, проявлявших интерес к персоне Чителли. В оставшееся время он беседовал с платными информаторами Ахайоса, в Торговом, Пиратском и Наемничьем кварталах он завел себе четверых осведомителей, для общего пользования и уже через самого надежного из них Валька Рагусса — вылезшего из грязи крысюка, работавшего в кафе «Шип», что в Торговом, он обеспечил дополнительно распространение информации о финансовом состоянии Батилеззо.
А именно о том, что его собирается перекупить Шваркарас, что корабль «Святая Агнесса», везший его деньги в Ахайос, был захвачен пиратами, а также информацию о том, что на самом деле Батилеззо — это переодетая женщина, агент амиланиек.
Слухи ползли по городу, интерес к Батилеззо возрастал. У остальных актеров покамест все было благополучно. С ними он держал связь через Хитрюгу, с которой встречался у воров в ресторане «Плащ и шпага». Девушка была расторопна, верна, поскольку то ли боялась, то ли симпатизировала Реймунду, умна и исполнительна. В целом почти подходила как долгосрочный исполнитель. И все равно через некоторое время придется ее убрать. Впрочем, до этого она должна была выполнить еще одно поручение Стурга, касающееся профессиональной деятельности, пока у нее не получалось.
Люби этот город — другого не будет
Шла середина недели. Солнце раскаленным ядром садилось за край света, заливая дворцы и трущобы города расплавленным свинцом. Реймунд вернулся из очередного похода по следам дважды ложного Батилеззо. Уходил еще один день, заполненный событиями столь же рутинными, сколь и необходимыми. В носу до сих пор стоял мускусный запах Рагусса, а ноги гудели от беспрестанной беготни по многочисленным, не похожим друг на друга, но чем-то невообразимо родственным кварталам Ахайоса. Тянуло бездельничать, просто где-то бросить свои кости и, возможно, немного поболтать. В редкие времена, когда есть возможность поговорить с кем-то, имеющим представление о том, кто ты такой, Реймунд, как и большинство агентов, стремился ее не упускать.
Артур, облаченный в полотняную рубаху и грубые парусиновые штаны, подпоясанные все тем же шелковым шнурком, лениво курил, сидя на затертом мраморе. Дверь подъезда за спиной старика была открыта. Оттуда тянуло кухонной вонью, несвежим жильем и нарастающим скандалом.
Реймунд сухо поздоровался и бросил зад, затянутый в кожаные штаны, на теплый мрамор ступеней.
— Я не понимаю этот город, — пожаловался агент, доставая из кармана жилета сигару.
— Ты не первый и не последний, — проскрипел старик, привычно ухмыляясь.
— Но хотел бы понять. Это на редкость интересная клоака. Она завораживает, — продолжил Стург, прикуривая от спички.
— Избавь меня от избитых сравнений, — Артур посмотрел на солнце из-под руки. — Этот город называют клоакой, помойной ямой, королевством трущоб, да как угодно еще. Но всех вас, — он ненадолго задумался, — всех нас тянет сюда.
— Именно. Чем больше я тут живу, тем больше понимаю, — согласился Реймунд. — Грязь, нищета, банды, насилие, жизнь в страхе. И все же тут живут. Больше того — сюда приезжают.
— Что-то ты сегодня разговорился, — усмехнулся де Талавейра.
Агент Альянса промолчал, несильно ткнув старика кулаком в плечо.
— Ладно, — вздохнул старый убийца, — я тебе расскажу.
— Весь внимание, — произнес Стург и затянулся сигарой, исходящей черным дымом.
 
— Здесь мы на перекрестке, — начал Артур, — мне доводилось жить во многих местах. И в хороших, и в плохих. Я жил среди каннибалов и видел, как они живут. Видел, к чему приводит жизнь на грани дикости, когда бал правят простые, незамутненные страсти, желания, позывы. Человек, по сути, мало отличается от скота, и чем меньше его ограничивает, тем он к скоту ближе. Они жрали друг друга. Просто потому что могли, и потому, что это было вкусно. Ими правил сильнейший, часто далеко не самый умный, а когда он погибал, часто от моих рук, они начинали жрать друг друга еще сильнее — ибо их никто не сдерживал. Они брали, что захотят, если могли — женщин, скот, вещи, до чего дотягивались. Так бывает не у всех, есть и много более мирные туземцы. Но эти пример — пример зверя, живущего в нас.
— Я неплохо осведомлен о порядках дикарей, — сообщил Реймунд.
— Вряд ли, парень, — улыбка старика была невеселой, — хотя, думаю, пережил ты немало. Это грань. Но есть и другая. Имя ей — цивилизация. На юге, на востоке, да где угодно. В цивилизованных странах люди научились подавлять свое скотство, сковывать зверя внутри, загонять себя в рамки, объединяться и идти к величию. Но это жертва. Приходя к цивилизации, ты неизменно теряешь что-то от своей природы. Ты больше не можешь мочиться, где приспичит, жрать, что захочешь, если голоден, спать под кустом, если захотел спать. Зато должен носить вшивый парик, кланяться при встрече, уважать засранцев выше тебя по чину. Этот путь ведет к величию, — он примолк, — ну, величию держав и некоторых из тех самых засранцев. А для простых людей — к безопасности. Зыбкому ощущению покоя и стабильности, знанию хотя бы того, что тебя не сожрут на следующей неделе.
— Несложный взгляд на вещи, — прокомментировал Стург.
— Ну, может, это от того, что я общаюсь с несложным человеком? Нет? — старик сплюнул и засмеялся. — Не кипятись. Я подхожу к сути. Она проста. Мы не хотим жить с дикарями, но и среди людей цивилизованных для нас не так уж много места. Ахайос — это город сильных. Город на грани меж дикостью и цивилизацией, на множестве граней, целого калейдоскопа возможностей, упущенных и воплощенных. Здесь живут в постоянной борьбе скота и человека внутри себя. А хорошо живут лишь те, кто может привести эти две ипостаси к гармонии. И Банды — лучший пример. Они воюют, режут друг другу глотки, почти порабощают тех, кто слабее, но также и объединяются, защищают себя и тех, кто волей или неволей доверил им свои жизни. Они используют все лучшее, что есть в человеке, и все худшее, что есть в дикаре, чтобы жить здесь. Это место притягивает тех, для кого нет места нигде больше. Оно на стыке многих интересов, многих возможностей и многих путей. Оно притягивает тех, у кого есть амбиции и фантазия.
— И это все? — разочарованно произнес Реймунд. — Я знаю немало похожих городов. Гаркалл, Астуритон…
— Не совсем, — ухмыльнулся старик, — еще этот город полон безумия. Да. Безумия. Того сладкого состояния, которое теплится и в тебе, и во мне. И во всех нам подобных. Здесь каждый сможет найти место, если сам подходит этому месту. Слышал подробности о бандах? Девы — почти амиланийки, сборище безумных баб, защищающих друг друга и поддерживающих много лучше, чем смогли бы мужики. Безумцы — собирают психов и головорезов, объединяют их, находят место таким, которых в других местах просто казнили бы. Демоницы — это демонологи. Крысы, собакоголовые, ящеры — собирают представителей анималистических рас, которым сейчас по всему Экватору ох как несладко. Мистики дают приют всевозможным колдунам, в том числе таким, которых по всему миру преследуют нещадно, а они, в свою очередь, в благодарность умеряют свой пыл и учатся сосуществовать. Да, этот город — форменный бедлам. Но бедлам, где для каждого есть свое место, а если у тебя есть место в мире, значит, твоя жизнь имеет смысл.
— Ну что ж, — агент кивнул, — в этом есть смысл. Может ненадолго место тут и для меня найдется, — впрочем, на это мало надежды. Альянс есть Альянс.