Шанс для рода Шустовых. Том 2 (СИ)

— Что стряслось? — встревожилась Анфиса Петровна.
Я вздохнул и принялся рассказывать оставшуюся часть истории. О том, как посвящение прошел, как отряд Корсакова к деревне подошел. Ну и о самой битве.
При рассказе об обретении силы, мадам уважительно кивала, явно показывая, что гордится мной.
— Самостоятельно такого добиться — это очень серьезная заявка, — произнесла Анфиса Петровна, когда я рассказал, что общался с Шансом. Конкретно, о чем был разговор я не говорил, решил обойти это стороной.
Описание боя, мадам слушала, поджав губы и только покачивала головой.
Когда дело дошло до финала и я рассказал, что стало с Настей, Анфиса Петровна нахмурилась. Долго сидела неподвижно, мерно покачиваясь в такт наклонам кареты.
— Бедный Дмитрий Олегович, — наконец произнесла она.
Я потерял дар речи. Хотел что-то сказать, но походу горло перехватило от негодования.
— Не спеши меня проклинать, — произнесла Анфиса Петровна и похлопала по коленке рукой, словно я был капризный ребенок.
— Но… — начал было я.
— Ты ему мстить будешь. Вижу, что на куски готов порвать. Вот и говорю, что жалею его. Но за все его злодеяния, соглашусь, он и не такого заслуживает.
Я смотрел на мадам с полным непониманием.
— Что смотришь, как на врага? Думаешь, что я на его стороне?
Я замотал головой.
Конечно, я так не думал, иначе Корсаков не потащил бы Анфису Петровну в застенки. Не стал бы держать в приказе в клетке, словно животное. Нет. Но мне была непонятна её жалось к такому человеку.
— Сопереживать противнику сложно, но, когда на поле боя тебе в лазарет притаскивают мальчишек, что с руками или ногами оторванными лежат, а они смотрят на тебя, как на господа бога, надеясь, что ты все исправить сможешь… — мадам вздохнула и продолжила, — тогда не разбираешь, где свой, где чужой. Всех спасти хочешь. Да вот только не всех удается. И хоронишь их потом и своих, и чужих, зачастую всех в одной могиле. Без разбору.
Анфиса Петровна посмотрела на меня и улыбнулась. А я вспомнил, как совсем недавно и сам приказал лечить раненых наемников и хоронить чужих солдат.
— А вам мальчишкам не понять, как нам женщинам сыновей хоронить, хоть своих, хоть чужих. Вам повоевать хочется, силу свою показать, да врага наказать. Что ж спорить не буду, ваше право. Хочешь наказать Корсакова? Право имеешь. За все что он тебе сделал. И я буду последняя, кто осуждать тебя за это станет. Но вот сочувствия ты меня не лишай, не выйдет.
Я смотрел на эту женщину и видел глубину её чувств. Было в ней что-то, несмотря на род её занятий, сделавший из нее слегка циничную и расчетливую хозяйку борделя. Что-то такое, что заставляло прислушиваться и принимать от нее советы и наставления. Рядом с ней я чувствовал себя тем самым пацаном, которым и должен был быть в глазах окружающих.
Но глубоко внутри я знал, что и в моей душе сорокалетнего мужика она вызывала те же чувства. И в этом что-то было. Мне казалось, что не будь Анфисы Петровны, я бы рано или поздно превратился в циничного ублюдка, ломающего жизни всем окружающим, убивающим врагов без разбора. Сила, обретенная мной совсем недавно, бурлила во мне и требовала выхода. Не то, чтобы магию использовать при любом случае, а чтобы доказать всем вокруг, что я могу свернуть этот мир узлом, выжать из него все до капли и оставить на потеху духам, безлюдный, мертвый, пустой. Бросить к ногам не верящих в мою силу бесполезную игрушку и уйти гордым победителем к новым горизонтам.
Я встряхнул головой отгоняя видения апокалипсиса. В голове прояснилось, и я увидел, что Анфиса Петровна говорит со мной какое-то время. Совершенно не представляю, что она успела сказать.
— Ну так как? Осуждаешь? — спросила мадам, закончив фразу.
Я непонимающе на нее уставился.
— Все еще считаешь, что я не права, жалея, Дмитрия Олеговича? — продолжила она.
— Нет, — сообразив, что речь все о том же, сказал я. — Можете жалеть сколько угодно, я не против. Главное не мешайте мне, когда придет время свернуть ему шею.
Анфиса Петровна согласно закивала.
 
— Нет-нет, конечно. Захочешь, так свернешь, я не сомневаюсь. Куда мы, кстати, едем? — вдруг спросила мадам.
— В Красилово. Мы там обосновались, — успел опередить меня Иван.
Я все еще немного притормаживал после видения.
— Ах, Роман Дмитриевич! — воскликнула Анфиса Петровна. — Давно же я не видела этого сукина сына.
Что-то мне подсказывало, что знали эти двое друг друга давно, но не смотря на выражения мадам, были у них весьма приятные отношения. По крайней мере так мне показалось по тону женщины.
— Тпррру! — послышалось снаружи, и лошади затормозили.
Мастер Лин чуть качнулся вперед, а Иван, сидящий напротив Анфисы Петровны, чуть было не въехал носом в ее глубокое декольте.
— Что случилось? — спросил я парнишку, будто он мог знать больше меня.
Иван пожал плечами.
Я дернулся было выйти из кареты, но Лин остановил меня жестом.
— Позвольте мне, господин.
Я сел на место.
Китаец осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу.
Там в круге света, создаваемом факелом, кто-то стоял.
— Кто едет? Стойте, стрелять буду!
Голос был знакомый. Я его слышал совсем недавно, когда мы первый раз пробирались сквозь лес после побега из борделя.
Стражники тоже опознали голос.
— Свои! Пропускай нас, дед. Нечего дорогу загораживать, — беззлобно крикнул один из них.
— Сёмка, ты что ль?
— Я, а ты кого ждал?
— Так транспорт не наш. Вижу живность чужая прет.
Я вышел из кареты, отстранив Лина рукой.
— Ох, Никита Васильевич, свет наш! — заохал мужик, увидев меня. — Снова вы! Хорошо-то как! Второй раз вас встречаю, знать судьба у меня такая.
— Все хорошо, — успокоил я встречающего.
— Проезжайте, проезжайте, а я на карауле останусь, мало ли кто еще сюда сунется.
Кивнув бдительному дозорному, я сел в карету, и мы покатили дальше. До деревни оставалось совсем немного.
— Разместим вас пока в деревне, — обратился я к Анфисе Петровне. — Место есть, а там разберемся. Сейчас доедем, найдем, кого-нибудь, кто сможет место вам подобрать, а завтра уже поговорим.
— Ты меня к Насте отведи прежде, чем спать, хочу на девчонку взглянуть.
— Конечно! — согласился я.
До деревни мы ехали молча. Дорога пошла ухабистая и карету стало сильно качать. Приходилось упираться руками и ногами, чтобы не подлетать до самого потолка, да еще и обезопасить мелкое бело-рыжее существо, так и просидевшее всю дорогу у меня на руках.
Загнав карету в ворота, стражники откланялись мне, а я поблагодарил их за помощь. Иван побежал искать старосту или кого-то кто смог бы поселить Анфису Петровну. Я предупредил парня, что Роман Дмитриевич может оказаться не в состоянии после вечернего пира. И предложил найти ту низенькую женщину, что селила нас. Она могла быть в лазарете.
Парень унесся выполнять мои распоряжения.
Мы же с мадам пошли в наш дом, где лежала Настя.
Щенка я отпустил на землю, и он засеменил рядом со мной, не отходя ни на шаг от моей ноги.
Лушка дремала, свернувшись калачиком на своей кровати.
Едва мы вошли, девушка подскочила с явной готовностью прогнать ночных гостей.
Заметила меня, и настрой Лушки тут же сменился.
А когда в поле зрения девушки появилась Анфиса Петровна, она чуть не бросилась ей на шею, так была рада видеть.
Мадам подошла и приобняла девушку за плечи, похлопала по спине.
Из-за моей ноги вышел щенок и звонко тявкнул, возмущаясь, что его обделили вниманием.
Лушка ойкнула и присела, попытавшись погладить собаку. Та спокойно восприняла ласку и, отвернувшись, последовала за мной к кровати Насти.
Анфиса Петровна стояла и долго смотрела на девушку, словно спящую в ледяном коконе. Когда-то розовая кожа приобрела серо-голубой оттенок и казалась мертвенно бледной. Но в то же время отличалась от цвета кожи умершего человека.
— Да уж, — наконец произнесла Анфиса Петровна. — Наделал ты дел.