Отдана чудовищу (СИ)

Я бежала по лесу так быстро, что горели лапы. А меня тянуло назад. К нему.
Нельзя уступать, нельзя сдаваться! Я хозяйка своему телу, своим мыслям! Не он! Он прекрасно жил все эти дни без меня. Нельзя позволять ему пробраться в мое сердце… Но он, похоже, уже там.
Я возвращалась назад на рассвете. Возле окна помедлила, услышав шаги за спиной. Охранники. Я не хотела, чтобы меня кто-то видел. Присев, приготовилась к прыжку, цепляясь лапами за перила балкона залезла внутрь.
Глеб уже не спит. В его руках снятая с кровати простынь. Он застыл на месте и с каким-то восторгом и нежностью смотрит на меня. До мурашек пробирает.
Я отряхиваюсь и транслирую ему мысль: «Отвернись. Мне нужно одеться.»
Он кивает и отворачивается.
Вернувшись в облик человека, нахожу брошенные на пол вещи и торопливо одеваюсь.
— Можешь поворачиваться.
Глеб быстрым шагам преодолевает расстояние между нами. Я отступаю, пока не врезаюсь в стену. Он обхватывает мое лицо руками и впивается в губы жарким поцелуем.
Я сбита с толку шквалом эмоций. Он так страстен и неудержим. Меня как лавиной сметает его натиск, размазывает по стенке. Так сладко. Пьяняще. Перед глазами все плывет в розовом тумане, а ноги слабеют. Он прижимает меня к своему телу, держа за попу. Тяжело дыша отстраняется, прижимаясь лбом к моему, шепчет с закрытыми глазами.
— Это была ты!
— Что я? — хриплым шепотом переспрашиваю я, пытаюсь вернуть ясность разжиженным мозгам, пытаюсь сообразить о чем он говорит.
— Белая волчица это была ты.
— Мы же виделись с тобой до свадьбы. — я обхожу его.
— Почему твой запах другой, когда ты волчица?
— Не знаю. Такая уродилась, — ему и запах мой не нравится, опять во мне что-то не так.
— Я искал тебя, — с нежностью говорит он. На его голос мое тело отзывается мурашками. Я поворачиваюсь и в неверии смотрю на него.
— Ты меня искал? Зачем? — он ласково улыбается. Мое сердце опять тарахтит как трактор, а волчица радостно виляет хвостом. Мы ему понравились? Или волчица понравилась? Я не хочу слышать ответ и быстро меняю тему.
— Маша приходила?
— Маша?
— Ну да. Моя подруга. Я чувствую её запах. — Глеб хмурится. В его глазах появляется злоба.
— Приходила. В последний раз. Она не будет жить в моем доме, — да ё-мое! Только между нами намечается хрупкий перемир, как он все портит.
— Почему? — я скрещиваю руки на груди, готова отстаивать свою позицию.
— Потому что я так сказал!
— Отлично! Тогда мы уйдем вместе!
— Что?!
— Она моя подруга! И я не останусь здесь без нее!
— Поверь, она тебе не подруга. — я захлёбываюсь от возмущения.
— Ну и наглость! Вы забрали у меня все! Мой дом! Отца, лишили свободы. Так ты ещё будешь говорить кто мне друг, а кто нет? Почему? Что случилось между вами? — Глеб кривится и опускает взгляд.
— Ты можешь просто поверить мне, что так надо?
— Дайка подумать? — я стучу пальцами по подбородку. — Нет! Я знаю Машу много лет. Она бросила все и поехала со мной, чтобы быть рядом. Она настоящая подруга. А кто мне ты? Чужой. Ты терпишь меня по приказу отца. Спишь со мной, потому что так велено. Унижаешь, избегаешь меня, стыдишься.
— Больше нет. Я изменюсь. Я хочу, чтобы наш брак стал настоящим.
Настоящим? Я с прищуром смотрю на Глеба. Не верю! Хочется высказать ему. Я уже несколько раз позволяла себе мечтать, что вот именно сейчас все поменялось, что он начал испытывать ко мне хотя бы привязанность, симпатию.
Так было, когда он впервые меня поцеловал, когда мы вместе смотрели кино, и после нашей близости. Но всегда мои мечты и надежды рассыпались как карточный домик.
— Думаешь я поверю в эту чушь? После того, как ты избегал меня? — он преодолевает расстояние между нами, хватает за затылок и притягивает к себе. Наши губы соприкасаются и это как разряд молнии. Он нагло вторгается в мой рот языком, не позволяя отстраниться. Жадно. Голодно. На секунду я теряю контроль и просто покоряюсь его натиску.
Наконец, собрав волю в кулак отталкиваю его. Он тяжело дышит, как после долгой пробежки, смотрит так, словно хочет сожрать.
 
— Олеся… — мое имя произнесённое с придыханием, отзывается мурашками по коже.
— Мне… Я… — стараюсь избегать его взгляда. Он действует на меня гипнотически и рождает не нужные чувства. — Мне нужно посмотреть все ли готово для завтрака. К моей радости он отпускает меня и буквально убегаю на кухню.
Последнее время я занималась составлением блюд. Об этом меня попросил Мстислав.
Я прохожусь по списку блюд. Столько много всего, хватит, чтобы накормить всю нашу общину. К чему такая расточительность?
— Константин. Я думаю, вот это и это можно убрать. И яйца пашот уберите. Ни Мстислав, ни Глеб это не едят. Я тоже не хочу. Маша смотрит на меня из-под лба, сидя на подоконнике, смачно кусая яблоко.
— Маша, — мягко говорю я. — Принимайся за работу.
— Неожиданно, — она горько хмыкает. — Хозяйкой себя почувствовала? — на нас косятся все сотрудники. Я опускаю пластмассовый планшет с меню блюд на стол. И зову её отойти со мной в сторону.
— В чем дело? Почему ты так со мной разговариваешь?
— Мы подруги! А ты говоришь со мной как с прислугой. Корона на голове выросла? Ты очень изменилась, Олеся. Мы больше не говорим по душам, ты стала грубой. И я все ещё обычная служанка. Выполняю грязную работу. Надраиваю мрамор специальными средствами, убираю пыль. Смотри! — она протянула руки. — У меня руки сморщенные как у старухи.
— Используй перчатки. У меня есть отличный крем. Хочешь тебе дам? А по поводу твоих претензий. Ты же сама захотела быть прислугой.
— А ты обещала, что сделаешь меня своей гувернанткой.
— Для чего? Будешь помогать мне одеваться и причёсываться? Так я, как бы, сама справляюсь. — Маша дует губы.
— Ты обещала, что поговоришь с Глебом.
— Кстати об этом. Он очень зол на тебя. Хотел тебя уволить.
— А ты что? — с опаской смотрит на меня.
— Не бойся. Я тебя в обиду не дам. Но и работать тебе придется.
— Спасибо, подруга, — Маша обнимает меня. — Прости, что вспылила. Я устала, — я ее понимаю. Дома Маша не любила работать. Она не приучена к труду. Да что там! Она даже посуду не мыла. Когда я приходила к ней в гости, помогала, чтобы ее не ругали родители.
— Не представляю, что бы я делала без тебя. Мне нельзя домой возвращаться. Отец звонил. Сказал, что прибьет меня, если вернусь. Он считает, что я по рукам пошла. А я боюсь. Помнишь как он меня отходил ремнем, когда застал с другом Влада? Я потом неделю сидеть не могла, — мне жалко Машу. Мой папа никогда не поднимал на меня руку. И хоть я осуждала её за легкомысленность, но это тоже не выход. Она совершеннолетняя и сама принимает решение как ей жить.
— Да ничего. Мы же подруги, — я отстраняюсь. И смущённо улыбаюсь.
— И что отец? Он не рассказывал о моем папе?
— Нет. Только наорал. Даже слова не дал вставить, — я расстроилась. Надеялась, что мне удастся узнать что-то о папе.
— А откуда он тебе звонил? — в нашей глуши нет связи.
— Не знаю. Номер был домашним. Наверное, в город поехал, вот и позвонил.
— Ясно. А что у вас с Глебом случилось? Почему он так хочет от тебя избавиться?
— А что он тебе сказал?
— Что ты приходила.
— Я думаю, он узнал, что я стучу тебе на него. Наверняка это Константин рассказал. Мерзкий старик!
— Да нормальный он.
— Ага, — фыркает Маша и складывает руки на груди. — Для тебя. Ты же хозяйка! А я рабыня!
Я устала обсуждать тяжёлую жизнь Маши. И закончила разговор под предлогом, что нужно проверить подачу. Повернувшись, увидела Мстислава. Неожиданно. Он раньше никогда не приходил на кухню.
 
— Олеся, дочка, — он улыбался, но как то фальшиво.
— Доброе утро.
— Я хотел предупредить, что сегодня придёт моя дочка с женихом.
— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы подали дополнительный прибор, — он просмотрел меню.
— Яйца пашот верните. Милана их любит.