Студент по обмену, или Принцесса с сюрпризом (СИ)
Мы выехали ранним утром, как обычно делали это изо дня в день. Свершилось! Наконец-то я на пути к свободе и спасению от ненавистного замужества! Настроение отличное. Я с нетерпением ёрзал на спине у хоррга, Лу буквально объедалась эмоциями. Спирит, разделяя мою радость, то и дело пытался сорваться в галоп, вскидывая голову и взвизгивая от избытка чувств.
Через два часа в доме одной довольно молодой вдовы того самого поселения, где проходили тренировки, произошло моё преображение. Думаю, братика с женщиной связывала любовная интрижка, иначе как объяснить то, что её дом стал местом сбора всех необходимых для похода вещей? Да и посматривала она на Бериса слишком… плотоядно.
Эта добрая женщина обрезала и покрасила мои волосы, оставив лишь прядь родного синего цвета. Теперь они были такой же длины, как у брата — чуть ниже мочки уха. Длинные позволялось носить лишь высокородным олиям, а брат и теперь уже я — смески. Мои ресницы женщина чуть укоротила маленькими ножничками и помогла перебинтовать грудь. Затем удалилась, а я остался ждать.
По ощущениям прошло не менее получаса, когда Берис вошёл в комнату, предварительно постучавшись в дверь.
— Ты готова? — спросил он, почему-то избегая смотреть в глаза.
— Давно готов, — ответил сердито, потому что подозрительно покрасневшие губы выдали его с головой — нашёл время амуры крутить, кобелино.
Брат окинул меня внимательным взглядом и, видимо, остался доволен результатом.
— Ты прав, братишка, — усмехнулся он. — Мне надо привыкать, что ты теперь парень, и обращаться соответственно. Пошли, нам надо убраться подальше до того, как все заметят наше слишком долгое отсутствие.
И только сделал шаг в сторону двери, как вдруг дикая боль резанула по низу живота. Вскрикнув, я потерял сознание.
Отступление 2. Метка
И вдруг… О эти «вдруг»! Как они играют человеком.
Луч утреннего солнца коснулся бледно-голубых волос, разметавшихся по подушке. Сегодня ничего не напоминало о той страшной болезни, когда Амитсами́н сутки лежал в странном обмороке и почти не дышал, а придворные маги выбились из сил, потратив весь запас накопителей и даже свой личный, чтобы притянуть из небытия его почти отлетевшую душу.
Тогда, после приступа, когда любимый очнулся, Ланикхида́р, получив эту весть, бросил заседание Совета и помчался в покои, где находился Ами. Посмотрев в его распахнутые глаза, поразился: юноша смотрел на всех затравленным зверьком. Казалось, Ами не узнавал асора, переводя испуганный взгляд с него на дежурившего у ложа придворного лекаря и обратно, блуждая им по обстановке опочивальни и снова пытаясь сконцентрироваться на тех, кто находился рядом.
— Ты очнулся! — сорвался у повелителя вздох облегчения.
Ланикхидар осторожно взял в ладони безвольно лежащую руку и нежно переплёл пальцы Ами со своими, не обращая внимание на стоявшего рядом целителя.
— Хочешь пить или есть? — спросил асор, но казалось, что тот, к кому он обращался, его не понимал.
— Повелитель, я позабочусь о вашем…
— Ступай. Принеси всё, что посчитаешь нужным. Я побуду с Ами.
Лекарь ушёл, а повелитель Великой Асории с тревогой вглядывался в любимые черты лица, отмечая прозрачную бледность кожи и не ушедший до сих пор страх из прекрасных зелёных глаз.
Только по прошествии нескольких дней Амитсамин перестал вздрагивать, когда асор прикасался у нему, и начал отвечать робкой улыбкой на проявление заботы. Тогда и выяснилось, что юноша ничего не понимал из того, что ему говорили. Придворный лекарь предположил, что странный обморок как-то повлиял на мозг Услады Сердца Асории и предложил тому чаще разговаривать с пациентом, постепенно обучая речи, словно жителя чужой страны. Когда уроки дали результаты, повелитель принялся восстанавливать память любимого, подробно рассказывая о событиях, произошедших с ними с момента знакомства и до момента начала болезни, а также всю известную информацию о жизни юноши до появления во дворце.
Ами был младшим сыном одного мелкого землевладельца, чьё поместье потихоньку приходило в упадок из-за того, что глава семейства погряз в пьянстве и разврате после смерти супруги, которая держала мужа на коротком поводке. Вдовец, выдержав положенный срок траура, ударился во все тяжкие, решив жить в своё удовольствие. Он забыл о родительском долге, наделав при этом долгов финансовых. В итоге непутёвый отец двоих сыновей завершил жизненный путь, захлебнувшись в обычной луже, куда упал лицом, возвращаясь пешком из питейного заведения. К тому времени все средства передвижения давно ушли с молотка, а нанимать экипаж — слишком дорогое удовольствие.
После смерти родителя старший брат Ами вступил в наследство, продал поместье, чтобы расплатиться с долгами отца, а на остаток братья жили некоторое время, пока решался вопрос о поступлении мадшего в Академию за казённый счёт. Устроив брата, старший завербовался в наёмники и отправился продавать свою жизнь за деньги.
Юноша проявил упорство в учёбе и смекалку, поэтому стал лучшим выпускником, получив шанс пройти отбор на вакантную должность во дворце самого асора. Амитсамин добился этой должности и стал младшим помощником секретаря. Зная, что за ним не стояли влиятельные родственники, юноша усердно трудился, не обращая внимания на недвусмысленные намёки придворных дам. Амитсамин был строен, изящен и красив. Как ни странно, даже женщин-винктэсси притягивало его очарование и скромность, не говоря уже о мужчинах, предпочитающих любовь себе подобных.
Каким-то немыслимым способом младшему секретарю удавалось выкручиваться и не сдаваться под напором домогательств, не нажив при этом неприятностей. Объяснялось всё просто: юноша владел слабым, но весьма полезным даром. Будь он таким же, как у его матери, Амитсамин мог бы подчинять своей воле любого, кто не имел защиты от внушения. Но его дар лишь помогал мягко ускользать от навязчивого внимания и даже агрессии. Поэтому все, желающие более близкого знакомства, вожделели юношу на расстоянии, но как только приближались с определёнными намерениями, не могли противостоять его странному обаянию и какой-то беззащитности, от которой за свои желания им становилось если не стыдно, то как-то неуютно. Поэтому, потоптавшись рядом, отходили, чтобы снова вожделеть на расстоянии.
При таких обстоятельствах юноша мог быстро сделать карьеру или найти покровителя, но не хотел этого, отдав сердце асору. Любовь к своему повелителю — вполне объяснимое чувство для подданного. Ланикхидар был величественен и мудр для своего возраста, в меру суров и, одновременно, милостив. Амитсамин мог лишь иногда, да и то издалека, лицезреть его гордый профиль. Он даже не мечтал, что когда-нибудь взгляд любимого станет опалять, скользя по телу, будто это не взгляд, а раскалённый зноем южный ветер, налетающий из пустыни Духов.
Но, видимо, боги сжалились над страдающим от неразделённой любви юношей. Однажды секретарь, спеша на доклад к асору, споткнулся на ковровой дорожке и пересчитал телом все ступеньки, повредив ногу и чудом не сломав при этом шею. Несколько дней, пока он не мог выполнять свои обязанности, его подменял старший помощник. Амитсамин тоже временно получил повышение. В качестве старшего помощника секретаря он и попал в святая святых — рабочий кабинет асора.
Редкий ли дар, звёзды ли так сложились, но когда их глаза встретились, то время на миг вдруг остановилось, а сердце юноши, как ему показалось, подпрыгнуло к самому горлу и зашлось в рваном ритме.
Отмере́в через несколько секунд, асор нетерпеливым жестом отправил старшего из секретарей вон и подошёл к Ами, не отрывая пылающего взгляда от зелёных омутов, обрамлённых пушистыми ресницами.
Через несколько дней на место младшего помощника секретаря пришлось искать замену.
* * *