Темное дело (сборник)

— На твоем месте должен быть Сюткин, — заявил я ей.
Эх, Костя, Костя, санта симплицитас… Вот что значат твои «сюрпризы»…
— Здравствуй, Лапшин, — сказала она довольно наглым голосом.
— Если ты пробралась сюда, чтобы продолжить свою песню о преимуществе семейной жизни над холостяцким существованием, то хочу тебя предупредить, что если ты…
Моя ирония, мой сарказм куда-то очень быстро улетучились сразу после того, как она скучающим голосом перебила меня:
— Да пошел ты! Козел…
Скажу честно, я опешил. Это был как бы не ее стиль. На какое-то время я даже засомневался, Рябинина ли она. Но очень быстро убедился в том, что зрение меня не обманывает.
— Аккредитацию на эту лодку дал мне Костя, — сообщила Юлия. — Но вовсе не для того, чтобы я продолжала с тобой шуры-муры. У меня свои цели.
— А что, Костя уполномочен раздавать аккредитации на эту лодку? — спросил я ее.
— Нет, к сожалению, — ответила она. — Он просто отдал мне свою.
— Когда?!
— За час до отплытия.
— А как ты оказалась в Мурманске? Вы что, договорились с ним?
— Лапшин! — сказала она. — Я не хочу отвечать на твои вопросы. Более того: я вообще не хочу с тобой разговаривать.
И, замолчав, она отвернулась к стене. Мне это было слишком знакомо, чтоб я попытался продолжить говорить с ней на эту тему.
Я включил свою лампу и посмотрел на часы. Они показывали шесть часов. Только я никак не мог понять: шесть вечера или шесть утра? Ничего похожего на иллюминатор в каюте, а это была именно каюта, я в этом не сомневался, не было. Каморка какая-то, правда, комфортабельная каморка.
Итак, говорить она не хочет, да это, собственно, и к лучшему. Если уж каким-то образом получилось так, что она здесь, то пусть лучше молчит, чем разглагольствует. Как будто я сам ничего не понимаю.
Костя напился до такого состояния, что безропотно отдал ей свою аккредитацию. Но когда он успел?! Впрочем, последние часы перед отплытием я помню так смутно, что не удивлюсь, если окажется, что Рябинина пила вместе с нами.
Но, как говорят классики, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Я решил не ломать голову над этим вопросом. Много чести, в конце концов. Если одной нужно тайком пробраться на корабль, а другому не жалко своей аккредитации, то ради Бога. Мне все равно. Как сосед Костя устраивал бы меня больше, конечно, но раз он не хочет быть моим соседом, то флаг ему в руки. Мне только не нравилось, что он решил устраивать мою личную жизнь, не спрося у меня совета. А так — пусть забавляются. А я в этом не участвую. У меня и так много проблем. Например, что можно сделать, чтобы голова не болела. Нет никаких сил терпеть эту боль.
Хорошо начинается круиз.
Весело. И почему-то мне казалось, что это еще цветочки.
  
5
 
Ягодки не заставили себя ждать очень долго. Через два часа, которые я провел, уставившись в потолок, в каюте вдруг негромко заиграла музыка. Очень ненавязчиво, робко, будто не призывая, а предлагая проснуться.
— Доброе утро! — мягко заговорил репродуктор. — Экипаж корабля «Заря» и работники фирмы «Сафари» приветствуют всех, кто проснулся, и приглашают пассажиров на завтрак в кают-компанию. Завтрак начнется через час. Ровно в девять. Добро пожаловать, господа.
Таким образом я выяснил, какое теперь время суток. Два последних часа я лежал без движения, как покойник, смотрел в потолок и пытался чувствовать себя гомо сапиенсом — в смысле, человеком разумным. Мыслящим. Получалось это с трудом.
Какой-то бред. Мы с Рябининой в одной каюте на борту подводной лодки, которая держит курс на Северный полюс. Я не выдержал и расхохотался.
Рябинина приподнялась на локте и спросила:
— Что смешного сказали по радио? Пригласили на завтрак. Или ты так голоден, что хохочешь от радости по этому поводу?
— Я хохочу по другому поводу, — ответил я. — А вдруг сейчас раскроется дверь, и к нам войдет дед Мороз?
— Ничего смешного.
— Это смотря какой дед Мороз, — заметил я. — Ну ладно. Ты хоть приблизительно представляешь, что это будет за круиз?
 
— Представь себе, представляю.
— Неплохой каламбур, и все-таки: просвети меня, пожалуйста. Я как-то не разобрался, понимаешь, не вникал в подробности.
— Вообще-то это на тебя не похоже, — усмехнулась она.
— Ты думаешь?
— Уверена.
— Надо полагать, ты знаешь, о чем говоришь, — пробормотал я. — Мне почему-то это было неинтересно.
Откровенно говоря, у меня и желания не было вникать в подробности. Я просто ухватился за возможность улизнуть из Москвы, хоть и страшно не люблю из нее уезжать. Но в том-то и штука, что рвать когти я хотел, чтобы не пребывать в одном городе с монстром по имени Юлия Рябинина, который в эту минуту лежал на кровати в двух метрах от меня.
— Только не думай, что я погналась за тобой, — сказал мне этот монстр.
Я вздрогнул. Она будто подслушивала мои мысли. Я только что подумал было о том, что она каким-то образом узнала, что я уезжаю, пардон, уплываю на подводной лодке и — действительно! — погналась за мной. Я не привык, чтобы за мной гонялись. Я, знаете ли, не люблю этого.
— Я и не думаю.
А что мне ей было сказать? Что она читает мои мысли?
— Не ври, Лапшин.
Вот привязалась.
— Послушай, — сказал я ей. — Я, кажется, задал тебе вопрос. Не хочешь — не отвечай, но зачем же нервы трепать?
— Вопрос? — удивилась она. — Какой вопрос?
Я вдруг повеселел. Ага, милая. Да ты же психуешь, невозмутимая ты моя! Ты же не слушаешь меня, ты только собственные эмоции слушаешь!
— Я спросил тебя: что, по твоему мнению, представляет из себя этот круиз? Какая его программа? Зачем он придуман? Кто инициатор? Кому это нужно? Зачем братьев-журналистов пригласили на халяву? И почему, в конце концов, Сюткину пришлось отдать тебе собственную аккредитацию? Почему у тебя не было своей? Неужели обошли твою газету толстосумы-путешественники?
— Старею, кажется, — вздохнула Рябинина. — Не помню, чтобы ты задавал мне все эти вопросы.
— У тебя и другие признаки есть, — сказал я и прикусил язык.
Сначала в меня полетела подушка, потом — графин с тумбочки, а за ним и Рябинина просто взлетела со своего места и оказалась в опаснейшей близости от меня. Глаза ее, извините за банальность, метали молнии.
— Мерзавец! — прорычала она. — Зачем тебе понадобилось оскорблять меня?
Кажется, я и вправду маленько перегнул.
— Послушай, Юлия, — сказал я, инстинктивно поднимая руку, чтобы защитить свое лицо от возможных покушений. — Что у тебя за манера уходить от вопросов? Неужели так трудно ответить?
Вся дрожа от негодования, она не сводила с меня глаз. И вдруг обмякла, будто из нее воздух выпустили. Она повернулась, сделала пару шагов и опустилась на кровать.
Каким-то совершенно безжизненным голосом она заговорила, глядя вверх, в одну точку.
— Круиз организовала недавно образованная фирма «Сафари». Предназначен оный круиз для очень богатых людей, которые желают необычных впечатлений и приключений, а также для тех, кто не знает, куда девать деньги. Пресса приглашена бесплатно для освещения означенного круиза в средствах массовой информации. В виде, так сказать, рекламы. Писать можно все, что угодно — и положительные рецензии, и ругательные. Нельзя только не писать. Что бы ни писали, лишь бы писали. Общественное мнение их не интересует. Их интересует только осведомленность богатых людей об их подводной лодке. Есть мнение, хоть это вслух и не признается, что приглашена пресса в первый и последний раз. После того, как о круизах узнают все, они будут носить закрытый характер. Мне не дали аккредитацию, потому что мое начальство решило отдать ее более достойному. Это все. Вопросы есть?
— Никак нет, — ответил я. — Все предельно ясно. Спасибо.
Мне не нравилось, как она говорила. Мне хотелось, чтобы она набросилась на меня, отколошматила, но не говорила со мной таким отмороженным голосом. Мне хотелось, чтобы она наорала на меня. Уверяю вас, я не люблю, когда на меня орут, но сейчас мне этого хотелось.