Темное дело (сборник)

— Почему не через час? — удивился я.
— Все это время вы будете петлять по городу, избавляясь от хвоста, если он у вас будет. Вы звоните от Кости?
— Откуда вы знаете? — поразился я.
— Я так и думал, — удовлетворенно ответил он. Раздался щелчок, и короткие гудки оглушили меня.
Людмила Васильевна вышла из комнаты и сообщила:
— Я готова. Мы можем ехать.
— Да, — сказал я. — Едем.
  
4
 
Интересный он человек, этот Стас Лейкин. Сочетание опыта слежки и непроходимой глупости по части обращения к органам с предложением купить у него некоторые документы. У меня еще будет время подумать о нем, а сейчас я должен был уйти от «хвоста», который таки у меня был. Лейкин оказался прав.
Едва мы вышли из дома, Людмила Васильевна и я, и поймали такси, за нами двинулась самая обычная машина. Уж не знаю, как я понял, что это агенты, но понял. Она буквально приклеилась к нам, эта тачка. Я особо не беспокоился по этому поводу. Была во мне уверенность молодого идиота, что избегу я этой напасти. Я уже даже знал, как и где это произойдет.
Они, конечно, могут быть гениями сыска все до одного, но не могут, например, войти вместе со мной в кабинку туалета или, опять же только для примера, пойти с Людмилой Васильевной к лечащему врачу Константина Сюткина под именем Григория Лапшина.
Разумеется, мне было неловко перед мамой Кости, но дело того стоило. Потом как-нибудь объясню, а пока не до формального соблюдения всех приличий. Я собирался, едва мы с ней войдем в больницу, незамедлительно свалить через черный ход.
Все получилось как нельзя лучше. Если они и хватились меня, то для того, чтобы снова найти свой объект, им понадобится кое-какое время, которое я постараюсь использовать на все сто.
Но успокаиваться было рано. Еще битых два часа я колесил по городу на тот маловероятный случай, если все-таки слежка за мной ведется. Как полный идиот, пугая самого себя, я на полном ходу запрыгивал в троллейбусы, маршруты которых представлял себе весьма приблизительно, выходил на Богом забытых остановках, ловил такси, ехал на них до ближайшей станции метро, чтобы там, около этой самой станции, поймать новое такси и ехать на нем черт знает куда.
Я выскакивал из вагона в самую последнюю секунду, рискуя переломать себе ноги, бродил по вестибюлям, я надоел самому себе хуже горькой редьки, но уговаривал и уговаривал себя, что это временное, преходящее, зато потом все будет хорошо.
Наконец, у меня просто не осталось времени на продолжение всех этих игр. И я поехал к месту встречи со Стасом Лейкиным.
Хорош я буду, если после всех своих мытарств привезу к нему на хвосте группу захвата.
Но все обошлось.
Я простоял у памятника не больше сорока минут и от злости успел погавкаться всего с тремя или четырьмя людьми. При том состоянии, в котором находилась моя центральная нервная система, это, можно сказать, подвиг.
Я уже совсем было собрался уходить, чтобы плюнуть на всю эту историю, когда появился тот, которого я так терпеливо ждал. На лице Стаса Лейкина красовался огромный заплывший синяк.
— Кто это вас? — поинтересовался я вместо приветствия, не хотел я его приветствовать. — Какой-нибудь старший пионервожатый застукал вас с фотоаппаратом?
Отвечать он не счел нужным.
— Пойдемте, — отрывисто проговорил он и, не оглядываясь, пошел с вокзала.
Держась от него метров в пяти, я следовал за ним, как кипевшая от злости покорная собачонка.
Шли мы довольно долго. Пройдя по длиннющему подземному коридору, мы вышли на поверхность, обогнули еще один вокзал, Казанский на этот раз, прошли какими-то переулками и очутились в проходном дворе, который одним своим видом вызывал уныние и мысли о суициде.
Устроившись в маленькой заплеванной беседке, он начал нашу непринужденную беседу.
— Ну? — сказал он.
— Баранки гну, — ответил я. — Не фамильярничайте, пожалуйста.
— Они разговаривали с вами? — спросил он.
— Разговаривали. Просили, чтоб я ходатайствовал перед вами о встрече. Они поклонники вашего таланта.
 
— Лапшин, послушайте, не надо так, — попросил он. — Я в гораздо большей жопе, чем вы можете себе это представить.
— Вы будете удивлены, но вашу эту жопу я как раз могу себе представить, — хмыкнул я. — Вы не отказали себе в удовольствие затащить в нее и меня. А о Косте я уж и не говорю.
— Как он? — что-то человечное скользнуло в его голосе.
— Врачи говорят, что теперь уже надежда есть. Но ликовать еще рано. Да и не вам.
— Я вам не нравлюсь, да, Лапшин?
— А за что мне вас любить? — искренне удивился я. — За то, что…
Я хотел уколоть его как можно больнее, но он почувствовал, что его собираются каким-то образом унизить, и предупредил меня, перебив:
— Все, Лапшин. Хватит. Вы можете изгаляться сколько вам угодно, но в другой раз, в другом месте. И без меня. Что они вам сказали?
— Они вас ищут, — беспомощно напомнил я ему.
— Спасибо, я в курсе, — усмехнулся он. — Что им известно обо мне?
Вот оно. Теперь я вспомнил, теперь я прочно ухватился за ту мысль, которая постоянно от меня ускользала.
Но почему же я не мог зацепиться за нее раньше, ведь это так просто!
Ну что ж. Мне очень жаль, Стас.
— Они знают вашу фамилию, — сообщил я ему, внимательно следя за его реакцией.
Он побледнел.
— Что?!
Я повторил. Он покачал головой.
— Не может быть.
— Мне жаль вас разочаровывать, — сказал я, — но дело обстоит именно так, как я говорю. Некий Иван Альбертович Васильев, совершенно безликая личность, настоящий робот, при мне назвал вашу фамилию, причем раза два, кажется. Если вы Лейкин, конечно.
С минуту он тупо смотрел прямо перед собой.
— Это п….ц, — сказал он.
Мне была противна его профессия, но высокие профессионалы всегда заслуживают уважения. Хотя уважать эту личность было трудно. Но не отдавать же его на растерзание.
— Вы должны отдать эти негативы, — сказал я, изо всех сил стараясь произвести на него впечатление. — Деньги — не самое главное в этой жизни.
Он посмотрел на меня с подозрением, и я понял, что его обуяли нехорошие мысли.
— Вы продали меня, Лапшин? — прошипел, простите за банальность, этот человек.
— Не говорите глупости, Лейкин, — устало вздохнул я. — Я не Иуда, да и вы на Христа не тянете. К тому же, если то, о чем вы говорите, было бы правдой, сейчас с вами разговаривал бы не я, а некий бездушный робот по имени Иван Альбертович. Вам ясно, надеюсь?
Он немного помолчал, а потом кивнул.
— Более чем.
— Вот и хорошо, — заговорил я примирительным тоном. — А теперь послушайте меня. Может быть, вы еще сможете выпутаться из всей этой истории.
— Сомневаюсь.
— Не все так трагично, — успокоил я его. — Если сделать все умно, можно выйти сухим из воды.
Он покачал головой и снова сказал:
— Сомневаюсь.
— Зачем-то вы сюда пришли, верно? — спросил я. — Вы даже драться успеваете, вон какой синячище нажили. Значит, кипит в ваших жилах кровь, а не водица. Немного уверенности, и все будет в порядке.
Он не повторил своего слова, но я разозлился. Какого черта я его уговариваю?
— Вот что, — откровенно сказал я. — Вы мне надоели.
— Что? — испуганно посмотрел он на меня.
— Когда вы Бог знает какими путями пробираетесь, чтобы сфотографировать черт знает что, вы не комплексуете. А когда речь идет чуть ли не о вашей жизни, вы впадаете в депрессию и уныние.
— Это разные вещи, — резонно ответил он мне.
И он таки прав, черт меня возьми. То, чем он занимается, понял я, не что иное, как особая форма наркотика. Даже если его жизни будет угрожать смертельная опасность, он будет так же продолжать рисковать собственной шкурой, чтобы делать свои гнусные снимки, прятаться, лезть по водосточной трубе, менять объектив, балансируя на одной ноге, зацепившись за грозящую рухнуть балку, и получать от всего этого удовольствие, которое может быть сравнимо с кайфом принятой дозы после долгой ломки.